Корк закричал, привлекая внимание Винни и Анджело. Высунув голову, он замахал, подзывая их к себе. Близнецы обернулись на него, на мгновение оторвавшись от братьев Доннелли. Похоже, они о чем-то спорили между собой, затем Винни вскочил и бросился к тротуару — но прежде чем он успел выпрямиться во весь рост, затрещали выстрелы, и две пули попали ему в шею и в голову, взрывая лицо облачком розового тумана. Винни пошатнулся, лишившись половины лица, затем рухнул лицом вниз на мостовую, словно сложившееся здание. Корк перевел взгляд с него на Анджело, который смотрел на брата, не в силах поверить своим глазам. Посреди улицы Лука Брази подхватил Вито на руки и уносил его в безопасное место, а тот пытался сказать что-то своим родным, все еще распростертым на мостовой. И тут, похоже, все осознали, что стрельба со стороны братьев Доннелли и Корра Гибсона прекратилась, а витрины и двери, где они укрывались, опустели. Поняв, что враги спасаются бегством, Джоджо, Винни Ваккарелли и Поли бросились в погоню и скрылись в здании, и снова тишина опустилась на улицу, где лежали мертвые тела Ричи Гатто, Тони Коли и Винни Ромеро, а также Пита Мюррея, Стиви Дуайера и Шона О’Рурка. Обведя взглядом трупы, Корк увидел, что убитых больше, и это зрители, пришедшие посмотреть на марш, простые люди, которые оторвались от работы или хождения по магазинам, и больше они уже никогда не смогут заняться ни тем, ни другим. Среди лежащих на мостовой тел он заметил труп ребенка — мальчика приблизительно одних лет с Кейтлин.

Почему-то в одно и то же мгновение все внимание оказалось привлечено к убитому ребенку. Корку показалось, что все смотрят на это маленькое тело, распростертое на тротуаре, свесив ручку с бордюрного камня. По-прежнему звучали крики, в основном полицейских, которые суетились повсюду, но у Корка возникло такое ощущение, будто на улице внезапно воцарилась тишина. Обернувшись, он увидел, что стоит в дверях магазина женской одежды. К нему приближались люди, которые прятались в закутках и укрывались за дверями и прилавками, а теперь встали и двигались к двери и к разбитому окну, чтобы посмотреть на следы кровавого побоища. Снова оглянувшись на улицу, Корк увидел, что по ней катятся волны полицейских, выкрикивающих приказы и хватающих всех, кто попался под руку. Сонни, со скованными за спиной руками, смотрел на Корка, как и Анджело, в руках двоих здоровенных полицейских. Когда еще двое человек в форме направились к дверям магазина, Корк отступил в толпу, затем нырнул в подсобные помещения, где нашел запасной выход в переулок. Какое-то время он стоял среди мусорных баков, размышляя, что делать дальше. Так ничего и не придумав, Корк направился к «Гимбелсу» и подземным переходам, которые должны были привести его назад к машине.

Вито видел из окна своего кабинета, как последние журналисты, двое грузных мужчин в дешевых костюмах, с удостоверениями прессы, засунутыми за ленты на шляпах, уселись в старенький «Бьюик» и медленно поехали по Хьюз-авеню. У крыльца дома остались трое полицейских следователей, спорящих с Хаббелом и Митцнером, двумя адвокатами, выпускниками «Лиги плюща»,[59] которых нанял Вито. На протяжении нескольких часов дом был запружен полицейскими и адвокатами, а на улице толпа журналистов и радиокорреспондентов осаждала всех, кто появлялся перед зданием, в том числе соседей. И вот теперь, оставшись один в погруженном в полумрак кабинете, стоя невидимый в наступающих сумерках у окна, с рукой на перевязи, Вито ждал, когда последние посторонние покинут его дом. Внизу дежурили его люди. Они находились на кухне вместе с Клеменцей, который приготовил всем на ужин спагетти с фрикадельками, в то время как Кармелла металась между комнатами детей, успокаивая их. Вито то и дело расчесывал пальцами здоровой руки волосы, глядя то на улицу, то на свое отражение в темном оконном стекле. Мысли его метались между маршем, полицией и больницей, постоянно останавливаясь на его детях, распростертых на улице под шквалом свистящих над головой пуль, на Сантино, стоящем рядом с ним с револьвером в руке, и снова, снова возвращались к тому мгновению, когда он увидел на тротуаре убитого ребенка, в луже крови, которая стекала с бордюрного камня, собираясь лужицей на мостовой.

В отношении ребенка Вито ничего не мог поделать. Надо будет найти способ помочь его семье, однако он понимал, что это ничто, что имело бы смысл только то, что могло бы каким-нибудь образом исправить содеянное, и поскольку он сознавал пределы возможного, лучше было бы выбросить ребенка из головы, — однако пока что Вито позволял себе видеть этот образ. Он позволял себе видеть мертвого ребенка, лежащего на тротуаре в луже крови. Позволял себе вспоминать Ричи Гатто, падающего ему в руки, позволял себе вспоминать те унижения, которые ему пришлось претерпеть от полицейских, надевших на него наручники и увезших его в «воронке», в то время как его нужно было срочно везти в больницу. Он был ранен в плечо. Ему сказали, что в него стрелял Бобби Коркоран, друг Сантино, хотя сам он этого не видел. Однако он видел, какими глазами смотрели на него полицейские, арестовавшие его. Он видел отвращение у них на лицах, словно им приходилось иметь дело с дикарем. Вито начал было объяснять одному из полицейских: «Я с семьей принимал участие в марше», но тотчас же покраснел, устыдившись собственного позора: он вынужден был оправдываться перед каким-то buffone. После этого он молча терпел боль в плече до тех пор, пока не появился Митцнер, который отвез его в Пресвитерианскую клинику, где из раны извлекли пулю, перебинтовали грудь и повесили руку на перевязь, а затем отправили домой, чтобы там на него набросились журналисты, и лишь через какое-то время ему удалось вырваться от них и укрыться дома, в тишине кабинета.

В отражении в оконном стекле Вито увидел, что растрепал свои волосы, и подивился непривычному лицу, смотрящему на него: мужчина средних лет в расстегнутой рубашке, с перебинтованной грудью, волосы взъерошены, левая рука на перевязи. Он как мог пригладил волосы и застегнул рубашку. Ему снова вспомнились его дети, его собственные дети, распростертые на мостовой под градом пуль. Его жена лежала на земле, стараясь защитить своих детей от вооруженных людей.

— Infamitа, — прошептал Вито, и это единственное слово заполнило весь кабинет. — Infamita, — повторил он, и лишь когда почувствовал, как гулко стучит сердце и приливает к лицу кровь, он закрыл глаза и полностью очистил голову, дожидаясь возвращения привычного спокойствия.

Вито не высказал это вслух. Он даже не подумал об этом осознанно. Однако он чувствовал своей плотью и кровью: он сделает то, что нужно сделать. Сделает все, что только в его силах. И, хочется надеяться, господь поймет, что приходится делать людям ради себя и своих родных, в мире, который он сотворил.

К тому времени как Клеменца, постучав дважды, открыл дверь в кабинет, Вито уже снова стал самим собой. Включив лампу, он сел за стол, а следом за Клеменцей в кабинет прошли Сонни, Тессио и Дженко, рассаживаясь вокруг него. С первого взгляда Вито понял, что Дженко и Тессио потрясены случившимся. Клеменца же сейчас, после кровавого побоища, стоившего жизни троим его людям и маленькому ребенку, выглядел так, словно после воскресного ужина с друзьями. Однако на лицах Тессио и Дженко Вито увидел скорбь и твердость, и нечто большее, едва уловимое обострение черт. На лице же Сантино он не обнаружил ничего, помимо смеси ярости и торжественной серьезности, и у него мелькнула мысль, что его собственный сын унаследовал больше от Клеменцы.