Кэт выдержала взгляд отца, чувствуя когти Ворона у себя на плече, груз тяжелых рубинов на шее, зуд от колючей нижней юбки.

– Все могло бы сложиться совершенно иначе, – задумчиво сказала она, – если бы вы спросили меня раньше.

Сбросив с плеча руку Маркиза, она прошла между родителями. И не обернулась.

Когда Кэт не без труда протиснула свое утыканное сердечками платье в дверь шляпной лавки на колесах. Там никого не было – совсем никого, если не считать «прекрасного Шляпных дел мастера» собственной персоной. Она переступила порог, и от деревянных стен эхом отразился смешок, весьма похожий на кудахтанье. Кэтрин выпрямилась в полный рост, позволяя платью расправиться. Шляп Ник радостно смеялся, но ее губы были плотно сжаты.

Он восседал на своем троне, закрыв лицо фиолетовым цилиндром. На всех стульях были расставлены шляпные манекены в затейливых головных уборах. Но на этот раз головы не перешептывались. Они безучастно таращились на вороха лент и бантиков, на полупустые чайные чашки.

– Добрый день, Шляп Ник.

Он снял с лица цилиндр и нахлобучил поверх растрепанных белых волос. Галстук его был развязан, пальто измято. На носовом платке, торчавшем из нагрудного кармана, красовалось странное пятно.

– Что, уже шесть часов? – спросил Шляп Ник, хватая со стола карманные часы. – Ах, нет… Только полдень. Это неправильно. Возможно, я должен все устроить так, чтобы всегда было шесть часов, время пить чай. Чай утром, чай среди ночи. Так я смогу всегда быть гостеприимным хозяином. Подойдет ли это вам и вашему раннему визиту, леди Пинкертон? Или… я, видимо, должен сказать – Ваше величество?

Кэт захлопнула за собой дверь фургона.

– Я пришла слишком рано? Не знала, что меня здесь ждут.

– Я всегда кого-нибудь жду. Вечно приходят и уходят, приходят и уходят… – Шляп Ник со звоном бросил часы на стол. Крышка открылась, и Кэт услышала, что часы странно тикают, слишком громко и слишком быстро, словно ведут какой-то сумасшедший обратный отсчет. Если Шляп Ник и заметил это, то не подал виду. – Надеюсь, вы пришли не затем, чтобы получить мое благословение на брак.

– Мне не нужно ничье благословение, и меньше всего – ваше.

– Разумеется, дорогуша. Вы – идеальная королевская невеста. Ну, расскажите, легче ли вам от того, что вы знаете – ваш брак был предначертан? И все о вас было нарисовано чернилами на камне? Вам даже не пришлось принимать решения, лишь следовать судьбе, которую для вас выбрали другие.

Кэтрин подошла к столу и прищурилась.

– С вашей стороны жестоко говорить так, ведь право выбора у меня было отнято.

– Жестоко с вашей стороны говорить так, ведь у вас это право было. Что вам нужно, леди Пинкертон?

Она нахмурилась.

– Пришла узнать, как у вас дела.

– Лгунья. – Шляп Ник горько усмехнулся, сверкнув белоснежными зубами. – Вы пришли убедиться, что я сошел с ума. Вам нужно знать, что не только вы пали жертвой пророчества Сестер.

– Мне больше нет дела до пророчества.

– Как удобно! – зарычал он. – Ведь это именно вы снова затащили нас сюда!

Кэт сжала кулаки. Потом медленно разжала и стала поглаживать ладонями жесткую ткань своей юбки.

– Где Зай Ятс?

– Отправился за чаем. – Шляп Ник поднял трость и продел ее в ручку заварочного чайника. Ему удалось аккуратно поднять его над столом, только крышечка, соскочила на блюдце. С носика упало несколько капель. – Как видите, наши запасы закончились.

Она медленно выдохнула.

– Я была почти уверена, что вы вернулись в Шахматное королевство.

Чайник упал на стол и раскололся, ударившись о битую фарфоровую чашку.

– Как же мы могли вернуться, потеряв обоих Рухов и не добыв сердца? – Его губы искривились в злой усмешке. – Вам следует бояться, леди Пинкертон. Вы теперь королева. – Он ткнул ее пальцем в грудь. – Это кое-чего стоит.

– Я вас не боюсь. Повторите свою загадку, Шляп Ник, и я отвечу, что мое сердце нельзя украсть. Но его можно купить, и оно уже продано.

У Шляп Ника начала подергиваться щека.

– Хотите загадку? Я знаю одну, очень хорошую, начинается так: чем ворон схож с письменным столом?

Кэт вскинула голову.

– Вы сошли с ума, Шляп Ник? Я не стану отвечать.

– Оба они полны поэзии, видите ли. Тьма и прихотливая фантазия, ужасы и пение.

– Шляп Ник…

Он зашептал как заговорщик:

– Я обо всем догадался, леди Пинкертон.

Кэт сжала губы.

– Догадались? О чем?

– Обо всем. Питер. Бармаглот. Фальшивая Черепаха. Мы оба виноваты.

Ухватившись за край стола, Кэтрин уставилась на него поверх беспорядка. Манекены ничего не сказали.

– Видите ли, много лет тому назад, – заговорил Шляп Ник, словно отвечая на незаданный вопрос, – я принес из Шахматных земель тыкву. Я собирался сделать из нее тыквенную шляпу. Беззубый, смеющийся тыквенный фонарь, освещенный изнутри. О, это была бы восхитительная шляпка.

Он пропел слово восхитительная, откинув голову на спинку кресла.

– Но тыква росла и росла. Я не мог ее остановить. Она выросла размером с козу и уже не годилась в шляпки, так что я разрезал ее и вынул семечки. Эти тыквенные семечки я отнес на ближайший тыквенный огород и предложил хозяевам. Они оказались неблагодарными невежами, этот мужчина и его хилая жена. Заявили, что не нуждаются в подачках и захлопнули дверь у меня перед носом. Ну, а я просто бросил семена в уголок на их делянке. – Шляп Ник злорадно улыбнулся. – И думать о них забыл.

– А они проросли, – поняла Кэт.

– Да, проросли. Леди Питер выиграла состязание по поеданию тыквы, вы знали об этом? Говорят, она съела двадцать две штуки. Двадцать две проклятые тыковки. И превратилась в чудовище. – Губы Шляп Ника задрожали, он попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. Сейчас Кэт ясно видела ужас и близкие слезы в его аметистовых глазах.

Она вспомнила разрушенный угол тыквенной делянки. Питер попытался уничтожить тыквы, но одно семя выжило и проросло.

– А я испекла тыквенный пирог, – продолжила она, – так что Фальшивая Черепаха – это дело моих рук и ваших, и, наверное, Питера.

– Питер Питер жениться решил, – нараспев продекламировал Шляп Ник, – Женой обзавелся, а дом не купил.

Кэт поежилась. Ее взгляд блуждал по беспорядку на столе.

– Что еще? Вы принесли из Шахматного королевства другие опасные вещи, о которых мне следует знать?

– Только Джокера, дорогая. Он достаточно опасен для нас обоих.

Услышав его имя, Кэтрин снова почувствовала такую острую боль в разбитом сердце, какую не ощущала уже много дней. Закусив губу, она ждала.