– Я знаю это точно. Я знаю его. Лично.

– Но по своему положению он второй из самых могущественных личностей в министерстве юстиции. Следующее звено в цепи ведет от него...

– У вас кровь стынет, да?

– Как вы полагаете, генеральному прокурору известно об этом?

Она покачала головой:

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Мне никогда не попадались такие свидетельства. Но из этого еще ничего не следует.

Впереди навстречу им двигался «Шевроле»-фургон. Спенсеру это не понравилось. В соответствии с расчетами Валери, они не должны были еще находиться в непосредственной опасности, поскольку добрая часть двух часов пока не прошла. Но Валери могла и ошибиться. Может быть, Агентству не надо было высылать убийц из Вегаса, может быть, оно уже имело оперативников в этом районе.

Он хотел сказать ей, чтобы она немедленно свернула с дороги. Они должны спрятаться от любой очереди из автоматического оружия хотя бы за деревьями. Но свернуть было некуда: впереди не намечалось никакого бокового ответвления, а за узким бордюром зияла канава глубиной в шесть футов.

Он положил ладонь на рукоятку «СИГа», лежавшего у него на коленях.

Когда «Шевроле» приблизился к «Роверу», водитель бросил на них взгляд удивленного узнавания. Он был крупным мужчиной. Лет сорока. Широкое твердое лицо. Его глаза расширились, а рот раскрылся, он стал говорить что-то другому мужчине в фургоне. Машина мчалась дальше.

Спенсер повернулся на сиденье, чтобы взглянуть на «Шевроле», но из-за Рокки и полутонны снаряжения ничего не мог увидеть в заднем стекле. Он впился взглядом в боковое зеркало и увидел, как фургон уменьшался, удаляясь от них. Он не развернулся, чтобы последовать за «Ровером».

С опозданием до него дошло, что изумленный взгляд водителя не имел ничего общего с узнаванием. Человек просто был поражен тем, с какой скоростью они ехали. Судя по спидометру, Валери выжимала восемьдесят пять миль в час, на тридцать больше официально разрешенной скорости и на пятнадцать или двадцать миль в час больше того, чем позволяло состояние дороги.

Сердце Спенсера гулко стучало. И не из-за того, как Валери вела машину.

Валери снова встретилась с ним взглядом. Она явно чувствовала охвативший его страх.

– Я предупреждала. Вам и в самом деле не нужно было узнавать, кто они. – Она вновь внимательно смотрела на дорогу. – У вас появилась дрожь в коленках, не так ли?

– Это не совсем точное выражение. Я чувствую себя так, словно...

– Словно вам сделали клизму ледяной водой? – предположила она.

– Вы находите даже это смешным?

– В какой-то степени.

– Только не для меня. Господи, если генеральный прокурор знает, – сказал он, – тогда следующее звено цепи...

– Президент Соединенных Штатов.

– Я не знаю, что хуже: что, может быть, президент и генеральный прокурор санкционировали создание Агентства таким, каким вы его описали, или... или оно действует на таком высоком уровне без их ведома. Потому что, если они этого не знают и не догадываются, то...

– То они дохляки.

– И если они не знают, значит, люди, которые управляют нашей страной, это не те люди, которых мы избирали.

– Я не могу сказать, что это простирается столь высоко – до генерального прокурора. И я не знаю, ведет ли ниточка к Овальному кабинету[9]. Я надеюсь, что такой нити нет. Но...

– Но вы больше ни за что не ручаетесь, – закончил он за нее.

– Нет, после всего того, через что я прошла. Теперь я не доверяю никому, кроме Бога и себя самой. С некоторых пор я не очень уверена и в Боге.

* * *

Внизу, в бетонной «ушной раковине», где Агентство через миллионы секретных ушей прослушивало Лас-Вегас, Рой Миро прощался с Евой Джаммер.

Не было слез, не было опасений, что они, расставаясь, может быть, никогда больше не увидят друг друга. Они были уверены, что скоро снова будут вместе. Рой все еще был напитан энергией духовной силы Кеворкяна и чувствовал себя бессмертным. Со своей стороны Ева, казалось, никогда не сознавала, что может умереть или не получить что-нибудь такое, чего она по-настоящему хотела – так, как Роя.

Они стояли близко друг к другу. Он опустил на пол свой атташе-кейс, чтобы взять ее безупречные руки, и сказал:

– Я постараюсь вернуться обратно сегодня вечером, но не могу этого гарантировать.

– Я буду скучать по тебе, – ответила она хрипло. – Но, если ты не сумеешь приехать, я сделаю что-нибудь, что напомнило бы мне, как ты возбуждаешь, и это заставит меня еще сильнее ждать твоего возвращения.

– Что именно? Скажи мне, что ты собираешься сделать, чтобы я мог воспроизвести мысленно этот образ, и тогда время промчится быстрее.

Он был изумлен, насколько приятно было ему вести этот любовный разговор. Он всегда понимал, что был бесстыдным романтиком, но никогда не был уверен, что не растеряется, если найдет женщину, которая будет соответствовать его идеалу.

– Я не хочу говорить тебе это сейчас, – сказала она игриво, – я хочу, чтобы ты мечтал, размышлял, воображал. Потому что когда ты вернешься и я скажу тебе, – тогда мы проведем самую потрясающую ночь из всех.

Жар, исходящий от Евы, был просто невероятным. Рой ничего больше не хотел, как закрыть глаза и растаять в ее излучении.

Он поцеловал ее в щеку. Его губы были обветрены воздухом пустыни, а ее кожа горяча. Это был восхитительно сухой поцелуй.

Отвернуться от нее было мучением. Возле лифта, когда двери раздвинулись, он оглянулся.

Она стояла, приподняв одну ногу. На бетонном полу застыл черный паук.

– Дорогая, не надо! – сказал Рой.

Она удивленно взглянула на него.

– Паук – это совершенное маленькое создание. Лучшее произведение матушки-природы. Совершенная в своей инженерии убивающая машина. Этот вид уже существовал здесь задолго до того, как первый человек появился на Земле. Он заслужил, чтобы жить в мире.

– Я не слишком люблю их, – сказала она с самой недовольной гримаской, которую Рой вообще видел когда-нибудь.

– Когда я вернусь обратно, мы изучим его вместе под увеличительным стеклом, – пообещал он. – Ты увидишь, как он совершенен, как компактен, эффективен и функционален. После того как я покажу тебе, насколько пауки совершенны, они никогда больше не покажутся тебе такими, как раньше. Ты будешь восторгаться ими.

– Ладно, – неохотно сказала она, – все в порядке. – И Ева осторожно переступила через паука, вместо того чтобы раздавить его.

Весь наполненный любовью, Рой поднялся на самый верхний этаж небоскреба. Отсюда он по служебной лестнице прошел на крышу.