– Знаешь, что меня по-настоящему волнует? – гневно прервал ее Росс. – Я тебе скажу! Я хочу, чтобы у нашего ребенка было будущее. А в нынешнем безумном мире будущего у него, скорее всего, нет. Речь не просто о сенсации, Имо. И я хочу не только прославиться или разбогатеть. Я хочу изменить мир.

– Ты серьезно в это веришь? В бредни какого-то старого маразматика? Читал когда-нибудь Э. М. Форстера?

– «Комната с видом»? «Путь в Индию»?

– Да. У него есть такая фраза: «Если когда-нибудь передо мной встанет выбор, изменить ли родине или предать друга, надеюсь, мне хватит духу изменить родине».

– И ты ждешь, что я изменю человечеству, чтобы ты почувствовала себя немного лучше? – Росс поднял бокал. – А как же твоя вера?

– При чем тут моя вера?

– Ты говоришь: я должен отказаться от возможности доказать существование Бога, чтобы не расстраивать семью.

– Вопрос не в том, что ты кого-то расстроишь. Вопрос в том, будем ли мы – я и твой ребенок – живы! И в том, что для тебя важнее, – мы или твоя история!

– Вопрос в том, готова ли ты остаться мне верной, Имо.

– Что ж, оба мы согласны в том, что здесь расходимся.

Росс покачал головой, чувствуя, как внутри закипает гнев.

– Нет, Имо. Мы с тобой не согласны ни в чем.

Суббота, 18 марта

Вернувшись домой после обеда с Имоджен, Росс сразу отправился в спальню собирать вещи. Монти застыл на пороге, опустив хвост, с грустной мордой – как всегда, когда видел чемоданы.

– Не грусти, друг. Да, придется пожить на передержке. Всего несколько дней, обещаю.

Странно, думал Росс; он совсем не беспокоится о том, что расстроил Имоджен. Должен бы испытывать сочувствие и тревогу, но не испытывает ничего, кроме легкого, поверхностного чувства вины. Как ни совестно признавать, будущая поездка волнует его сейчас куда больше, чем жена и ее переживания.

Пожалуй, чемодан не нужен. В конце концов, летит он ненадолго, и все, что понадобится, вполне уместится в спортивной сумке, которая поедет в салоне самолета. Пока он прикидывал, что брать с собой, зазвонил телефон. Росс снял трубку и услышал незнакомый голос с выговором Центральных графств:

– Мистер Хантер? Прошу прощения, если отвлекаю, сэр. Это детектив-инспектор Саймон Клюдс, из отдела убийств полиции Лестершира.

– Слушаю вас.

– Думаю, вы уже слышали о двойном убийстве пастора Уэсли Венцеслава и мистера Ланселота Поупа?

– Трудно было не слышать, в новостях только об этом и говорят.

– Позвольте спросить вас, сэр, были ли вы знакомы с кем-либо из этих джентльменов?

– Нет. Один раз я пытался поговорить с Венцеславом, однако не прошел дальше охраны. Впрочем, потом упомянул его в статье о богатейших евангелических проповедниках мира. Статья вышла лет пять назад, и должен признаться, упоминание было совсем не лестное.

– Возможно, вы расстроили пастора, мистер Хантер?

– Да, его церковь даже грозила судом и газете, и мне. Правда, потом они передумали.

– Как вы считаете, мог ли пастор Венцеслав расстроиться настолько, чтобы пожелать вас убить?

– Моя работа вызывает такое желание у множества людей, – Росс усмехнулся. – Однако ту статью я опубликовал добрых пять лет назад, а то и все шесть. Если б я разозлил их настолько, что они захотели меня убить, со мной было бы давно покончено.

– Боюсь, мистер Хантер, полученная нами информация свидетельствует об обратном. Наш IT-отдел внимательно изучил компьютеры жертв и пришел к выводу, что ваша безопасность под угрозой.

– Что за информация? Что вы там нашли?

– К сожалению, сэр, на этой стадии расследования ничего больше сказать не могу. В последнее время вы не контактировали с Уэсли Венцеславом или с кем-либо из его церкви? Не делали ничего такого, что могло бы вновь разжечь их злобу?

– Нет, ничего. Послушайте, теперь, когда Венцеслав мертв, должно быть, исчезла и угроза?

– Хотелось бы надеяться, сэр. Нужно снять с вас показания. Я уже связался с полицией в Сассексе и попросил их направить к вам двух детективов.

– Завтра я улетаю в Америку.

– Я дам вам свой телефон, мистер Хантер. Пожалуйста, перезвоните мне, когда вернетесь.

– Разумеется. И все-таки, хотя бы в самых общих чертах, что вы там нашли? Что вам известно? Они меня «заказали»?

– Сэр, не могу сказать ничего, кроме того, что вы уже слышали. IT-отдел даже нам пока не раскрыл никаких подробностей. Не хотелось бы тревожить вас попусту, но, думаю, я обязан вас предупредить. Пожалуйста, будьте бдительны и соблюдайте чрезвычайную осторожность, пока мы не выясним, насколько серьезна угроза. Если появится новая информация, я тут же сообщу вам, разумеется. Вы будете доступны в Америке по этому номеру?

– Да, звоните в любое время.

Повесив трубку, Росс тяжело задумался. Итак, пастор Уэсли Венцеслав заказал его наемному убийце? Через пять лет после статьи о проповедниках-мошенниках? Говорят, месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным… Но не настолько же! Нет, все подсказывало Россу, что эта угроза связана с тем, чем он занят сейчас.

Хантер открыл страницу пастора в «Фейсбуке». Там изливались океаны горя и гнева: тысячи людей писали, что не могут поверить в происшедшее, и проклинали убийцу. Оттуда Росс перешел на сайт Венцеслава. Нашел ссылку на «Ютьюб»-канал, открыл. Там шла прямая трансляция из лондонской церкви: кто-то из помощников Венцеслава вел службу, камера подолгу задерживалась на заплаканных лицах прихожан.

Росс выглянул на улицу. Для субботнего вечера было на удивление тихо – «Брайтон энд Хоув Альбион» играл сегодня на выезде, и почти весь город сидел перед телевизорами.

Почему Венцеслав хотел его убить?

Может быть, пастор опасался последствий открытия Росса для своей бизнес-империи?

Росс сел за компьютер, открыл файл со своей будущей статьей и следующие два часа писал, почти не отрываясь. Начал с самого начала, с первого звонка Кука; казалось, это было целую вечность назад. Описав все вплоть до сегодняшнего дня, он закрыл файл и написал письмо редактору:

Приложил к письму свою незаконченную статью и отослал.

Затем спустился вниз, надел на Монти ошейник и поводок, накинул куртку, взял фонарь и вывел пса на прогулку.

Перейдя через мост, он спустил Монти с поводка и позволил ему вволю бегать по полям, а сам стоял, сунув руки в карманы, под пронзительными порывами ветра, погруженный в невеселые размышления.