Удовлетворенный ответом, Цезарь провел ее в смежную комнату и жестом показал на позолоченную кирасу и алый плащ полководца.

— Я надену их позже, — сказал он. — У Рубикона.

— Ты будешь чудесно выглядеть, — выпалила Фабиола, с тревогой ожидая возвращения Брута. Почему его так долго нет? — Как настоящий герой-завоеватель.

— Ты умеешь польстить мужчине, — наклонившись ближе, сказал Цезарь. — Бруту очень повезло, что у него есть такая женщина, как ты.

— Спасибо, Цезарь.

Раздалось еле слышное звяканье, и Фабиола опустила глаза. На ковре что-то блестело. Это была серьга, выпавшая из ее уха. Фабиола наклонилась за ней, и ее грудь обнажилась сильнее, чем следовало. Поднявшись, она заметила жадный взгляд Цезаря и окаменела.

— Такая молодая… — пробормотал он. — Само совершенство…

Хищный блеск в глазах Цезаря заставил Фабиолу почувствовать себя еще неуютнее. Она попятилась и стиснула серьгу с такой силой, что заболела ладонь.

Он молча пошел за ней.

Испуганная Фабиола отступала до тех пор, пока не уперлась спиной в стену. Двигаться дальше было некуда. Она пыталась не поддаться панике. Где же Брут?

Цезарь сделал шаг вперед, и Фабиола ощутила запах вина.

— Ты — настоящая красавица.

Фабиола опустила глаза, мечтая, чтобы он ушел. Однако вместо этого Цезарь сжал в ладонях ее груди, а потом лизнул в шею. Помертвевшая от страха Фабиола и пикнуть не смела. Перед ней стоял один из двух самых могущественных людей в Республике, а она была содержанкой знатного вельможи. То есть никем.

Наконец Цезарь оторвался от нее.

— Раньше ты была рабыней. — (Она кивнула.) — Если так, то ты к этому привычна, — прошипел Цезарь, задирая ей подол.

По щекам разгневанной Фабиолы побежали слезы. Тяжело дыша, он возился с ее лициумом, отодвигая его в сторону. Митра и Юпитер, помогите мне, взмолилась она. Но боги не спешили вмешиваться. А Брута все не было. Попытки Цезаря становились все более яростными. Когда его напрягшийся член коснулся бедра Фабиолы, она крикнула:

— Нет! Пожалуйста!

Один из стоявших снаружи легионеров засмеялся, и у Фабиолы тут же возникло подозрение, что Цезарь проделывает такое не впервые.

Когда снаружи раздался шум, он на мгновение остановился и прислушался.

Она перевела дух, но тревога оказалась ложной. Вместо того чтобы отпустить Фабиолу, он вывернул ей руку, заставил встать на колени и опустился рядом. Она застонала от страха.

— Молчи, иначе будет плохо!

Фабиола сама не знала причины, но эти слова задели в ее душе чувствительную струну. Внезапно она поняла. Поняла все. Цезарь действительно был насильником. И ее отцом.

— Снимай платье, — приказал он. — Я трахну тебя на полу.

Перед ее мысленным взором предстала Вельвинна. Обнаженная. Беспомощная. Одинокая. Двадцать один год назад этот человек сделал то же самое с ее матерью. Фабиолой овладел жгучий гнев.

— Нет! — зарычала она. — Не выйдет!

Цезарь занес руку для удара. Она была готова защищаться изо всех сил.

— Фабиола! — раздался за дверью голос Брута. — Цезарь! Где они?

Последовало неловкое молчание.

— Отвечайте! — крикнул Брут.

— Они в другой комнате, — неохотно пробормотал один из часовых.

— Отойди в сторону.

Цезарь выругался себе под нос, поправил одежду и встал.

Фабиола быстро сделала то же самое. Брут не должен был ничего заподозрить. Она знала его характер. Он бросился бы на всякого, кто попытался бы силой овладеть Фабиолой. Даже на Цезаря, своего командира. О последствиях такого шага было страшно подумать. Последствиях для них обоих. Нужно вести себя так, словно ничего не случилось. И тут на нее снизошло вдохновение. Фабиола раскрыла саднившую ладонь правой руки, на которой лежала сломанная золотая серьга с сердоликом. Охваченная ужасом, до этого момента Фабиола не отдавала себе отчета, что она делает.

В дверях появился Брут.

— Вот вы где, — с облегчением сказал он. При виде Цезаря и своей возлюбленной, стоявших близко друг от друга, он наморщил лоб. — Что случилось?

Цезарь смущенно откашлялся.

— Ничего, милый. Цезарь показывал мне свои доспехи. А потом я уронила серьгу, — бодро ответила Фабиола, протягивая руку. Сломанное украшение отразило свет лампы, и Фабиола взмолилась, чтобы Брут не слишком внимательно его рассматривал. — И мы начали ее искать.

— Понятно, — сказал Брут, в голосе которого слышалось подозрение. — Цезарь, оптион отбыл.

— Отлично. А теперь я должен извиниться перед гостями, — лаконично ответил Цезарь. — И ты тоже. Нам нужно к рассвету достичь Рубикона. Не позже.

— Конечно, — ответил Брут.

— До следующего раза.

Цезарь поклонился Фабиоле и дерзко улыбнулся; двойной смысл этой фразы был понятен только им обоим. Он не боялся огласки. Бывшая рабыня не посмеет и рта открыть. А если и посмеет, он скажет, что ничего подобного не было.

Фабиола изящно поклонилась в ответ, но думала только о кровавой мести.

Брут вывел ее наружу.

— Милая, у тебя усталый вид, — погладив ее по руке, сказал он. — Можешь подремать по дороге. Когда доберемся до брода, я тебя разбужу.

Фабиола, с трудом скрывавшая гнев, только кивнула в ответ.

— Рим ждет нас, — прозвучал сзади голос Цезаря. — Кости брошены.

— Надеюсь, Фортуна сделает так, что нам выпадут две шестерки, — с улыбкой ответил Брут.

Но Фабиола их не слушала. Ты готов был изнасиловать собственную дочь, злобно думала она. Негодяй. Кипевший в ней гнев добавил Фабиоле сил. Она не успокоится, пока Цезарь не заплатит за свое преступление. А орудием мести станет Брут, пусть даже против своей воли. Фабиола раздует мелькнувшую в его глазах искру подозрения в пламя ненависти. Но всему свое время.

Митра, отчаянно взмолилась она. И Юпитер, Всеблагой и Великий. Больше я ни о чем вас не попрошу. Подарите мне только одно.

Смерть моего отца.

Прошло почти восемнадцать месяцев…

Неподалеку от аравийского побережья, лето 48 г. до н. э.

Ахмеду и остальным пиратам удалось уцелеть, потому что они вели себя предельно осторожно. Корабль под командованием нубийца держался близ Аравийского рога, в тех водах, которые не могло миновать ни одно судно, идущее в Индию или из Индии. Днем они плыли вдоль берега, высматривая небольшие суденышки, с командами которых было нетрудно справиться. А ближе к вечеру Ахмед отыскивал уединенную бухту или залив, чтобы встать на якорь и заночевать. Став особо бдительным после случая в Кане, когда его опознали как пирата, он избегал посещать любой берег, где имелись города или даже деревни, если только не возникало крайней необходимости. В безлюдных местах можно было не опасаться нескромных взглядов. Там они находили и солоноватую воду, стекавшую мелкими ручейками с гор, опоясывавших Южную Аравию.