Помпея удалось застать врасплох, но он уклонился от сражения и осуществлял ту же тактику на протяжении многих месяцев. Ему было отлично известно, что снабжение у него не в пример лучше, чем у Цезаря. Располагая огромным флотом, полностью обеспечивавшим все потребности его армии в оружии, снаряжении и провианте, он мог позволить себе спокойно маневрировать, в то время как у его противника такой возможности не имелось. Подобная тактика могла показаться примитивной, но Помпей знал, что легионеры Цезаря не могли питаться воздухом. Им требовались хлеб и мясо. За прошедшее время Брут проникся настоящим уважением к врагу. Если поступавшие слухи были достоверными, то на Помпея постоянно наседали многочисленные сенаторы и политики, которых он держал при себе. Оптиматы, презрительно думал Брут. Среди них нет ни одного настоящего воина. Мало того что эти прихлебатели с трудом мирились с тем, что Помпей занял положение главнокомандующего республиканской армией и флотом, они еще и требовали от него как можно скорее дать генеральное сражение и одержать решительную победу.

К этому же стремился и Цезарь. Помпей не поддавался на его уловки, и тогда Цезарь попытался захватить Диррахий — главную базу Помпея. Хотя к тому времени его силы увеличились на четыре легиона, все закончилось болезненной неудачей. Цезарь попытался повторить успех, какого достиг в Галлии при осаде Алезии, и поначалу казалось, что все получится. Чтобы отрезать войско Помпея от берега, было построено более пятнадцати миль укрепленных валов, реки запрудили плотинами. У оборонявшихся тоже были мощные укрепления, так что Цезарь не мог взять город штурмом, но ему удалось лишить республиканскую армию воды и фуража для лошадей. К июлю трупы сотен вьючных животных стали разлагаться на солнце, и в войске Помпея начались болезни, над ним нависла реальная опасность эпидемий холеры и дизентерии. Легионеры Цезаря, у которых было плохо с провиантом, выкапывали корни конопли, делали тесто на молоке, пекли хлебы и, чтобы поиздеваться над голодавшими воинами Помпея, время от времени бросали в стан противника эту горькую пищу.

К счастью для Помпея, в один прекрасный (для него) день двое командиров галльской кавалерии Цезаря переметнулись к врагу. Узнав от них, что часть южных укреплений недостроена, Помпей на рассвете следующего дня предпринял дерзкое нападение. На небольшой участок фронта он перебросил шесть легионов и атаковал противника. Цезарь (что было для него нехарактерно) отказался сразу признать провал своей блокады и начал контратаку, которая закончилась плачевно. Его легионеры, подавленные численным превосходством и полностью деморализованные, панически бежали. Бегство не смогло остановить даже личное присутствие их легендарного полководца. Один знаменосец настолько перепугался, что, увидев перед собой Цезаря, принялся орудовать значком, как копьем, и мог бы серьезно поранить главнокомандующего. Вовремя вмешался один из германцев — телохранителей Цезаря — и отрубил безумцу руку. Цезарь не пострадал, чего нельзя было сказать о его армии, лишившейся тысячи легионеров и тридцати с лишним центурионов. Как ни странно, Помпей вскоре прекратил преследование, дав возможность разбитым легионам противника уйти на безопасное расстояние. «Глупцы могли бы в этот день выиграть войну, но у них не нашлось полководца, который умел бы побеждать», — язвительно заявил Цезарь. Брут знал, что это соответствовало истине.

Прошел месяц. Снова два войска встретились, но теперь уже на открытой равнине. Армия Цезаря, ослабленная боевыми потерями и необходимостью оставить гарнизоны в занятых городах, состояла из девяти легионов, а у Помпея их все еще было одиннадцать.

С несвойственным ему суеверным порывом, Брут вдруг взмолился о том, чтобы сегодня здесь, близ Фарсала, не повторился Диррахий. А он сам остался жив и невредим и после боя встретился с Фабиолой. Она с Доцилозой и Секстом находилась в лагере Цезаря, почти за три мили от поля сражения. Безопасность лагеря обеспечивали семь когорт. Возглавлявший этот отряд центурион получил приказ в случае поражения сразу же отступить на юг. Впрочем, о таком повороте событий лучше не думать, сказал себе Брут, поспешно отгоняя мысль о неудаче. Потом с усмешкой вспомнил, как Фабиола требовала, чтобы он разрешил ей прибыть на поле боя и следить за ходом сражения. Львица, гордясь своей любовницей, подумал он. С тех самых пор, как Фабиола разыскала его возле Алезии, она постоянно находилась рядом с ним, и теперь Брут воспринимал ее не только как обожаемую возлюбленную, но и как счастливый талисман. Когда же он узнал, что она поклоняется Митре, это чувство еще больше укрепилось. Рано утром, перед тем как Брут отправился на поле боя, они вместе молили воинского бога о победе. Здесь, думал Брут, все шло хорошо. Почти все. Он вспомнил о необъяснимой сдержанности Фабиолы по отношению к Цезарю и тяжело вздохнул. Впрочем, это почти не причиняло ему беспокойства. Некоторые высшие военачальники Цезаря тоже привезли с собой любовниц, чтобы скрасить трудности продолжительной кампании, так что Фабиола не слишком выделялась среди них.

— Командир! — крикнул один из центурионов Брута. — Началось. Слышишь?

Брут выпрямился в седле и приложил ладонь к уху. Поначалу он услышал вроде бы отдаленный гром, но звук быстро усиливался, и вскоре, даже сидя на лошади, Брут почувствовал, как задрожала земля. Не было никаких сомнений — это мчалась конница. Кавалерия Помпея пошла в атаку, а галльская и германская конница Цезаря устремилась на северо-запад — ей навстречу. Кавалерия Цезаря насчитывала всего лишь тысячу опытных воинов и была усилена таким же числом специально обученных легких пехотинцев. Ее положение было безнадежным. При троекратном численном превосходстве противника она могли только замедлить, но никак не отразить атаку противника. Брут почувствовал, как учащается пульс. Он осмотрелся — готовы ли его люди, и с гордостью увидел, что готовы. Две тысячи лучших из лучших легионеров Цезаря пошли бы за ним куда угодно.

По всему фронту войска послышались громкие звуки букцин. Над головами воинов взмыли вексилумы, алые флаги, движения которых повторяли передаваемые трубачами приказы Цезаря, чтобы не произошло ошибки. И тут же в гром конских копыт вмешалась мерная поступь калиг по твердой земле. Две из трех линий войска двинулись вперед. А третья, задняя, осталась на месте. Брут усмехнулся. Не устрашенный кавалерийской атакой Цезарь давал сражение Помпею.

Брут и подчиненные ему легионеры ждали, прислушиваясь к звукам начавшегося боя. Все были возбуждены и еле сдерживали нетерпение. Никому не хотелось торчать тут в бездействии, когда неподалеку сражались и умирали товарищи. Но воинам следовало оставаться на месте, поскольку порученная им задача была слишком важна.

Первыми, естественно, сошлись конники. Брут видел издалека их столкновение. Сверкали под лучами солнца отполированные шлемы и наконечники копий, гремели боевые кличи, высоко в небо поднимались тучи пыли. Брут знал, что там происходило, — он не раз участвовал в подобных боях. Через несколько мгновений после соприкосновения войск любое подобие порядка в них терялось напрочь. Битва сразу же разбивалась на сотни и тысячи поединков: всадник против всадника, пехотинец против кавалериста. Размахнуться, ударить, извернуться в седле… Наскоро успокоить лошадь, вытереть пот со лба. Оглянуться, посмотреть, где товарищи. Увернуться от копья. Рвануться дальше вперед.