Жена в заложниках посговорчивей уруса сделает. Возьмем. Не по совету Бешара! Сами! Уже, считай, брали — зимой. Почему им отбой сыграли?!

Теперь никто не сыграет…

Тихо, лес, озеро — долго искали, не сразу нашли. (Кто вас, уррродов, навел?! Кто?!) Капитан, конечно, обречен. У него на глазах жену оттрахаем. И пришьем. Обоих. Аллах акбар!

И вдруг на месте выясняется: не тихо, громко — народу куча, дозиметры, тяжеловозы, знак-трилистник-радиация, снующие мини-погрузчики «Komatsu».

Годить надо. Похоже, закончат — уедут.

Закончили! Уехали!

Пора… Пора-пора-порадуемся!

Стоп! Къура первым пойдет. С Уммалатом. У них с Уммалатом (повторить?!) личный счет к пьян-урус-свинье. Заодно попытают: это что?!

— Молчит, а?! Партизан! — издевательски восхитился Даккашев. — Целку из себя строит! Ты целка, да, капитан? Сломаем!.. Уммалат! Смотри, как удобно лежит! Жопу выставил, м-мых! А? Потом в машине — жену его? Взрослеть пора. А то все козы, козы… Э, капитан, веришь, у мальчика трахнутых коз больше, чем зарубок на автомате! Сапоги у него видишь? Первое средство, чтобы хорошо козу трахнуть. Ловит козу, ее задние ноги в раструбы вставляет, и она — никуда. И — оп-па, оп-па! — Къура снова зафрикционировал «стечкиным». — Жалко, твои ноги в его сапоги не поместятся. Ничего, и так удобно лежишь. Да, Уммалат?

Косоглазый-очкастый гнус облизнулся и затеребил ширинку.

С-скоты! «Опустят», сволочи! Сладкая месть! Низвести капитана-спецназа до изгоя, заодно письку потешить.

Не-ет уж! Капитан-спецназ нагляделся за свою службу в ПЛЕСИДе, на «опущенных»! И, епть, вообще!.. Да, но как?!

Заизвивался ужом, пытаясь хоть как-то…

Никак!

Остается — цокнуть, Архаром пожертвовать. Прости, псина…

— Смотри, Уммалат, он хочет! Течка у него! А?

Юноша бледный со взглядом горящим уже извлек из мотни… подготовительно онанируя… Весьма, да-а… Козы, должно быть, в восторге!

Токмарев, беспомощно елозя ладонями по склизкому мату, «оступился» на его краю, пальцы нащупали… Черт знает, что! Инстинкт! Вздернул сжатый кулак с…

…бесполезным и бессмысленным деревянным кольцом с брезентовым оборвышем, ранее им же загнанным под мат после неудачного «креста Азаряна»…

Ёпть! Нет бы — завалящий «макар»! Снял бы Къуру одним неприцельным, но вдохновенным, на нутряной ярости, выстре…

Къуру!.. Къуру!.. Къуру!.. Плох стал Ястреб. Плох! Мгновенно плох. Взбледнул-зазеленел-взмок-приужахнулся. Вот те и дежавю! Явление деревянного кольца с брезентовым оборвышем Даккашеву! Деморализация…

Судорожно схваченное деревянное кольцо против еле удерживаемого в ватной руке «стечкина». Нонсенс. А поди ж ты!

И вы говорите «бессмысленное и бесполезное»?!

Кто говорит?! Токмарев не говорит. Он говорит иное. Он, улучив момент такой (деморализация невечна, момент — и все!)… Он говорит:

— Ц!!!

Наконеццц-то!

Архар взвился из своего угла в режиме «фау-2», пал на загривок Даккашева, сомкнул челюсти. «Стечкин» порхнул — не пташкой, но тяжеловесной птицей-вороной, упал в пол. Прощай, оружие!

Къура качнулся, но устоял на ногах. Запрыгал, заорал, как резаный (почему резаный? грызеный!).

Малолетка-Уммалат, в отличие от старшенького, уловил боковым зрением (он и был чуть сбоку!) Архаров бросок, но идентифицировать…

Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй!

Юноша бледный засуматошил с переляку, бросил тетешкать свой «болт», вцепился в свой АКС-74. Башкой не повернуть (шея-шея!), только всем телом, вместе с автоматом. Дал бесконечную очередь туда, где чудище, откуда чудище, с кем чудище. Первобыт…

Кос-соглазый! Страбист-онанист! Своя своих не познаша! Какое «познаша» если — чудище!..

Пули прострочили грудь бравого Ястреба, и он стал оседать, оседать, оседать…

Уммалат строчил и строчил на первобыте, норовя попасть в чудище, не слезающее с Къуры. Ведь так и попадет! Пуля — дура.

Артем изловчился, плечевые суставы навыворот, — крепкий хват, жим-рывок-толчок (одновременно!).

Штанга дюбнулась, покатилась-покатилась с дробным гулом. Пришлась под коленки обезумевшему пацану, подкосила, опрокинула.

Потомственный козлодой лишился сапог — на инерции соскочили, взлетели к потолку. И еще лишился…

Кхм!..

…Архар в мгновение ока сиганул от старшенького-уже-мертвенького к младшенькому-еще-живенькому, в пах. Самурай и без натаски, генетически — бойцовый-сторожевой. Челюсти — кла… кла… — командуй, микадо! — кла…

— Гы-а-гы-ы! — взвыл парализованный ужасом и зубами Архара юноша бледный (ну о-очень бледный). — Не на-а-а!..

— Ц! — осадил псину Токмарев, поднимаясь с пола и подтягивая-застегивая штаны. — Ц! — Мы ж не изверги…

«Понял!» — прикинулся кретином Архар: кла… кла… аццц!

Поросячий визг!!!

И — звенящая тишина.

Обморок у кастрата-Уммалата. Плачьте, козы! Когда и если очухается — бесполезен и… безвреден.

А Къура Даккашев не очухается. Он — насовсем…

И — нахлынувший девятый вал досады (нелогичный?! еще как логичный!):

«Ч-черт! Блиннн! Ёпть! Так никогда и не узнать про кольцо с оборвышем! При чем тут?!»

24

— Уверен, что мы продержимся, Арт?

— Несомненно! — сквозь зубы процедил Токмарев. — Уйди, Марик. Тебе приказ был женщин охранять!

— Как я уйду?! Нога…

— Ползком! Как пришел, так и… Стой ты! Детский сад! Уйди — в смысле отстань. Замри! Носа не высовывай! Это приказ! «Лупару» свою убери. Не дай бог, стрельнет! Убери сказал! Приказ!.. Оль? Видишь их?

— Смутно. Синий пикап.

— Сколько шагов отсюда?

— Пятьсот. На переднем, кажется, Ташка. Они за нее прячутся.

— Понятное дело…

— Ну, капитан?! Командуй! Что будем?..

Что, что! Ждать и надеяться!

Продержаться — нехитрый фокус. Боезапас позволяет:

отбитая у противника «тэтэшка», трофейный АКС-74, трофейный «стечкин» — у Токмарева (до зубов, что называется!);

австрийский пистолет «глок» — у Гомозуна (между прочим, любимая модель легендарного киллера Халкидика! непрост доброхот-Олежек! «глок», видите ли! в кресле инвалидном ховал?);

карабин МЦ-21, «лупара» — у Юдина (несерьезно! возбраняется! dead-serious’ный Марик в запале войнушки уже успел азартно сглупить! судьба дилетантов хранит!).

Паршиво другое. Паршиво, что боезапас ни в какую не задействовать. Диспозиция паршивая…

Провал парадного подъезда. Провал шириной в четыре метра после того, как стекло разлетелось вдребезги.

Стоило Токмареву показаться в поле зрения Гочу сотоварищи — из спортзала, коридором-коридором, по лестнице, в холл, миновать парадную распашонку-дверь и… Токмарев отпрыгнул назад — под градом пуль и рушащегося стекла. Дверь они, Гочу сотоварищи, взяли под прицел и обильно пальнули, стоило Токмареву…

И получилось: по левую сторону — Артем, поднявшийся из подвала, по правую сторону — Олег и Мая, спустившиеся из номера… и Марик.

Ах, да! Марик. Он, волоча ногу, киношно припадая спиной от колонны к колонне, прохромал к Олегу с Маей. И стой где стоишь! Ни шагу вперед — простреливается! Так нет же! Инициативный вояка! Внезапно опустился на пол всем телом и пополз, не выпуская «лупары», к Токмареву. Как его не задело взбесившимся огнем — бог весть, судьба дилетантов хранит!

— Живой?! — с ненавистью проскрежетал Токмарев.

— Типа того.

— Убью, на хрен!