Сергей вскрикнул в голос и судорожно дёрнулся. Шведский водитель испуганно выпустил его, и он, не устояв, осел на колени…

И в этот момент за ними остановился патрульный «Форд Эскорт».

– Стоять! Всем стоять!.. – С автоматом наперевес рванул из машины молоденький симпатичный сержант.

Серёжа попытался выпрямиться и не смог. Аня кинулась к нему, обхватила… Если бы не она, он бы, наверное, вовсе скорчился на песке.

– Стоять, я сказал! – громче прежнего рявкнул сержант.

– Вы что, не видите? – закричала Аня в ответ. – Они его…

– Кто дёрнется – стрелять буду! – неумолимо повёл «калашниковым» сержант.

Второй милиционер тоже выскочил из машины и, схватив автомат, звонко передёрнул затвор…

Швед при виде оружия первым дисциплинированно вскинул руки и, вежливо улыбаясь полисменам, тем временем про себя зарекался когда-либо ещё сюда приезжать. Рассказывали ему всякие ужасы про Россию и русских, так ведь не верил. Пока сам не увидел…

Пассажиры «Мерса» стояли чуть в стороне. Стояли спокойно – не в первый раз! – и, широко разведя локти, демонстрировали милиционерам открытые ладони. Мол, смотрите, пожалуйста! А вот и ничегошеньки у нас нет!..

Сергей так и стоял на коленях, прижав руки к правой стороне живота. Какое там подняться – он в кровь кусал губы, силясь хотя бы вздохнуть.

– Встать! – двинулся к нему сержант.

– Не тронь!.. – яростно закричала Аня и заслонила Сергея собой.

– Встать, я сказал!

Аня сдёрнула с пояса телефон, захваченный из машины… Для сержанта это явилось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Оборзели, мать их, вконец!.. Мало того, что приказов не слушают, так они ещё по сотовым телефонам будут названивать?!. Носок тяжёлого ботинка ушиб Ане запястье и выбил «Нокию» из руки… Аппаратик упал наземь, и рифлёная подошва расплющила его об утрамбованный гравий:

– Стоять, я сказал!!!

…Антон не вошёл – влетел в отделение. У окошка дежурной части выхватил из кармана служебное удостоверение и командировку и сунул под нос юному младшему лейтенанту:

– Следователь по особо важным делам Панаморев!

Через стекло был виден зарешёченный «обезьянник» в дальнем углу. Внутри находился Сергей, и Антон в первый миг его не узнал. С лица жокея необъяснимо пропал густой южный загар, оно было не просто бледным, а натурально бескровным, лишь глаза горели как угли. Анна ёрзала на краешке стула и, поминутно оглядываясь на Сергея, пыталась что-то доказать милиционеру, сидевшему за столом с ручкой в руках…

– Разреши к вам войти, – Панама кивнул в сторону арестантов. – Я по делу этих вот…

Лейтенант тщательно изучил документы.

– Ни фига себе, – сказал он затем. – Только привезли и уже следователь! Это, значит, про вас нам звонили? Мы ещё и протоколов-то… Сейчас бумаги оформим, подождите немножко…

Должно быть, важняки нечасто навещали захолустное отделение, видевшее в основном дорожных нарушителей да поселковых буянов.

– Это ты подожди, – Антон тщательно скрывал нетерпение. – Что по поводу ребят думаете?

– Пока думаем задержать суток на трое, для выяснения. А там видно будет…

– Так я пройду, – Панама не просил и не спрашивал, он как бы лишь для проформы обращался к лейтенанту за разрешением.

– Ну, если хотите…

Аня наконец различила голос Антона. Обернулась, не поверила собственным глазам и расплакалась:

– Антон! Антон Григорьевич, миленький…

Сергей тоже поднял голову. Антону вдруг померещилось, что парень смотрел на него и не видел. Взгляд у Сергея был каким-то не таким. Лихорадочно блестевшие глаза казались странными. Пустыми и отсутствующими…

Панама вскинул руку – сейчас, ребята, потерпите секунду!.. – и, без дальнейших разговоров распахнув дверь, появился на пороге дежурной части:

– Всем привет!

Сидевшие в комнате милиционеры удивлённо оглянулись навстречу вошедшему. Старшина, сидевший за столом против Ани, приподнялся на стуле и хотел было спросить: «Товарищ, вам что?» – но не спросил. Антон Григорьевич Панаморев был следователем-важняком, и в данный момент это чувствовалось за пять метров.

– Следователь приехал. Говорит, что по делу этих вот «рэкетиров»… – Младший лейтенант ткнул пальцем в сторону Сергея.

– Антон Григорьевич, мы… – Аня не поспевала вытирать отчаянно бегущие слёзы. – Мы…

– «Мы», – передразнил старшина. – Поздно, голубушка, слёзки лить. Москва слезам не верит! Годика на три вы себе, пожалуй, уже намотали. Разбойное нападение на иностранного гражданина… Сопротивление при…

– Стоп, стоп, стоп! – Антон поднял обе ладони, успокаивая страсти, и взглядом приказал открывшей рот Ане: «Молчи!» – Мужики, тут всё не так просто. Давайте не будем горячку пороть…

– А никто и не порет. – Старшина с достоинством кивнул на листок, который перед тем заполнял. – Есть правонарушение, есть протокол… Опять же свидетели… У нас всё чин по чину!

– Кстати, о свидетелях, – усмехнулся Панама. – У «Мерина», пардон, номер какой?

И назвал номер. Старшина покосился в бумаги…

– А хотите, – продолжал Антон, – я вам фамилии этих свидетелей назову? А также кликухи?

В комнате повисло молчание. Даже Аня сделала усилие и перестала всхлипывать, только слышно было, как тяжело и хрипловато дышал за решёткой Сергей. Было похоже, парень временами сдерживал стон. Панаме вновь показалось, будто он куда-то безнадёжно опаздывает, будто из рук уплывает нечто неудержимое и неосязаемое, как само время… Делать нечего – он не мог приказать этим людям, мог только уговорить. Он подхватил за спинку свободный стул, уселся на него верхом и начал рассказывать.

Говорил он долго. Объяснил про Сергея. Кто он, что он и откуда: «Вы хоть представляете, что такое мастер-жокей международного класса? Их на всю страну единицы…» Рассказал о том, как в далёком отсюда Сайске («Это где вообще?» – спросил старшина) украли с ипподрома призового жеребца и увезли в Питер. О том, как благодаря уникальной случайности увидел Заказа приехавший туда же Сергей: «А у этого коня кровь… Таких генов в России больше ни у кого… Его за границу – это покруче, чем когда немцы „Янтарную комнату“ уволокли…»

О том, что любой здравомыслящий, не забывший слова «патриотизм» человек Сергея поймёт и что не карать парня надо, а чуть ли не к медали представить. Он ведь не шведа ограбить решил, а ценность государственную пытался спасти. Которую при пособничестве тех самых «свидетелей»…

Пока он говорил, все в дежурной части молчали. Лишь старшина хмыкал в седеющие усы и скептически почёсывал шею. Он столько раз видел, как чёрное выдавалось за белое, что не верил уже ничему. Правда, то, что заезжий важняк не грозил и не размахивал ксивами, а убеждал, помимо воли располагало в его пользу. Тем не менее, когда Панама закончил, старшина прокашлялся и первым подал голос: