Лопес:

— Уберите его от меня к чертям собачьим!

Другие агенты выходят из зала. Суматоха. Двое людей Лопеса набрасываются на телохранителя Киссинджера. Американцы в середине этой сумятицы. Люди из спецслужб.

Лопес вырвался.

Его агенты, американцы и человек из охраны Киссинджера смешались в кучу.

Лопес — бегом. За угол. К туалету.

Он столкнулся с одним из двух охранников в туалете, тем, что помоложе, который бежал к свалке, разворачивавшейся за спиной Лопеса.

Туалет.

Перед туалетом — никого.

Он толкнул дверь плечом, вошел. Комната. Приглушенный свет. Две широкие двери. Мужчины. Женщины.

Он бросился к мужскому туалету.

Вошел.

И увидел.

В здании Вашингтон Куортерли, центре, связанном с бывшими госсекретарями Киссинджером и Бжезинским, разговор проходил как в шпионском фильме — в туалете. Майкл Ледин спрятался в засаде, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

Франческо Пациенца. «Непослушный»

Итальянский полицейский его узнал.

В задницу!

Все шло хорошо. На Джуриати — все превосходно. Никаких проблем со звонком в управление, чтобы заявить о теле ребенка. Символ Ишмаэля был помещен в нужное место.

В час он присоединился к другим людям из охраны. Ишмаэль велик. Место в охране Киссинджера. Ишмаэль действительно велик. Между прочим, состав охраны неполон: в Париже они, должно быть, кого-то потеряли. Превосходно.

Киссинджер. Он не имел ничего общего с Киссинджером, которого все помнили. Волосы, лежащие набриолиненными волнами, из шевелюры с проседью превратились в белые, почти голубые. Киссинджер постарел, потерял форму, он похож был на старого сыча.

Он будет мертв завтра. Американец сыграет эту партию в Милане или на вилле д'Эсте. Все окончится не так, как в Париже. У него получится. Он уберет Киссинджера. Он выполнит желание Ишмаэля.

Ишмаэль велик.

В ISPES, где проходила первая встреча, у входа, в охранном кордоне, он заметил итальянского копа — того, которого видел на складе в Пьолтелло, того, который следил за Ребеккой в Гамбурге.

Вошли.

Никаких следов Старика. Возможно, его задержали в Брюсселе, возможно, у них получилось. У него расширились ноздри. Он хотел Старика. Раньше или позже он сумеет получить его. Но это неподходящий момент. Это момент Киссинджера.

Из рапорта: Киссинджер страдает простатитом. У него минимальная свобода передвижения. Следовательно, туалет. Он все просчитал. Он был готов. План был четким. Мысленно он много раз прокрутил его, в то время как Киссинджер и прочее дерьмо разговаривали с партером — сборище стариков и шлюх. Итальянское дерьмо.

Потом он увидел итальянского копа. Тот пристально смотрел на него. Он сделал вид, что ничего не происходит. Краски и инъекций в челюсть было достаточно: тот его не узнает. Он снова прикинул: в Пьолтелло он был одет в кожаную маску, коп мог узнать его взгляд, но здесь на нем были темные очки; в Гамбурге, под фонарем, тот, вероятно, мог запомнить его черты. Вряд ли. Потом он вспомнил. Тип с улицы Падуи, которого Старик принял за него самого. Двойник спас его от Старика. Двойник теперь сталкивал его с итальянским копом.

Черт.

Киссинджер зашевелился. Простата не выдержала. Удар в зад. Он подумал: теперь. Теперь или больше никогда. Он подумал, что не доберется до виллы д'Эсте. Итальянский коп двигался по направлению к нему.

Киссинджер спустился по лесенке. Он обернулся к самому опытному коллеге. Сказал ему об итальянском копе, велел задержать его, сказал, что это неподходящий случай, чтоб докучать Киссинджеру. Тот тип кивнул.

Коллега помоложе — снаружи, проверяет коридор. Путь свободен.

Киссинджер вышел. Взгляд на итальянского копа. Приближается. Американец тоже вышел.

Заворачивая за угол, к туалету, он услышал весь этот шум и суету. Один итальянец покинул коридор, ведущий к туалету, чтобы пойти посмотреть, что за свалка. Перед туалетом — два агента американских спецслужб. Огромные. Возможно, они ему пригодятся. Из-за угла, оттуда, где он оставил своего коллегу, чтоб тот задержал итальянского копа, — еще больше гвалта. Превосходно. Один из двух охранников у туалета сорвался с места, чтобы проверить, что происходит. Превосходно.

Киссинджер вошел. Коллега помоложе — следом за Киссинджером. Он — следом за этими двумя. Мужской туалет. Внутрь.

Киссинджер моментально оказался в последней кабинке, в глубине. Запер дверь. Молодой коллега встал перед дверью. План был четкий. Пятнадцать секунд, не больше. Выстрелить в лоб коллеге. Три выстрела в Киссинджера. Один выстрел в стену, чтобы имитировать перестрелку. Один выстрел в свое собственное бедро. Свой пистолет — в руку коллеге. Два выстрела в стену из пистолета коллеги. Он скажет, что коллега стрелял в Киссинджера, что он стрелял в коллегу и что, прежде чем того удалось уложить, коллега прострелил ему ногу. Превосходно.

Киссинджер начал писать.

Теперь.

В лоб, сухой выстрел. Коллега осел на пол.

Три секунды.

Четыре.

Американец был перед кабиной, в которой находился Киссинджер. Он протянул руку…

Пять секунд.

Дверь туалета открылась. Американец автоматически повернулся. Прицелился.

В него целились из пистолета.

Это был тот тип, что стоял снаружи туалета.

Сначала он его не узнал.

Сумасшествие. Это был другой человек.

Это был Старик.

Они начали медленно ходить по кругу. Целились друг в друга.

Они услышали, как хлопнула входная дверь, но не обернулись. Пистолеты, нацеленные друг на друга.

Открылась дверь мужского туалета. Краем глаза он увидел что это итальянский коп.

Ничего еще не кончено. Из этой ситуации можно выбраться.

В туалете, где я нахожусь, две дырки в обеих стенах. Через дырку слева от меня просунуто дуло пистолета. Пистолет, вставленный в дырку, двигается вслепую, целится в мои ступни, в грудь, в голову, в дверь, в унитаз. Рядом с дулом пистолета на стене написано: «Пососи его».

Чак Паланик. «Уцелевший»

В туалете.

Он их увидел.

Они ходили по кругу, осторожно, целясь друг в друга из пистолета.