В июне этого же года закончилась карьера Берии, который попытался совершить переворот, чтобы захватить власть.

К сожалению, все эти события в верхах неожиданно серьезно изменили жизнь Вани, а вскоре и мою... Летом мы вместе отдыхали в Пионерской. Проводили время очень весело: в походах с детьми к озеру, к Москве-реке, в прогулках по лесу. И вот однажды в полдень подъезжает к даче шикарная черная «Волга», обитая внутри розовым сукном. Ее водитель вручает Ивану Васильевичу рукопись и записку от директора Института философии Г. Ф. Александрова с извинениями и просьбой срочно, в течение дня, прочитать рукопись и написать по ней заключение. Это было что-то из истории электротехники. По мнению Ивана Васильевича, она содержала массу ошибок, и он дал о ней отрицательный отзыв. Через два дня вновь появляется «Волга», у Ивана Васильевича просят не только заключение, но и личного присутствия при обсуждении, которое состоится через час. Делать нечего! Пришлось поехать. Рассчитали, что на обсуждение уйдет два-три часа, поэтому часов в семь вечера я уже стояла на платформе в ожидании его приезда. Электрички приходили одна за другой, а его все не было. Самые ужасные мысли приходили в голову, перед глазами витали страшные картины: вот он лежит на мостовой, сбитый машиной, вот упал на улице с сердечным приступом, а равнодушные люди принимают его за пьяного и проходят мимо. Хотела уже ехать в город, искать его, но, к счастью, почти с последней электричкой он приехал.

― Ничего не мог сделать. Ты обратила внимание? Рукопись была безымянной. На встрече присутствовали философы: Степанян, Ойзерман, Глезерман, я и женщина, Валерия Алексеевна Голубцова, которую мне представили как зам. директора Института истории естествознания и техники. К моему удивлению, рукопись, которую я не смог рекомендовать ни к изданию, ни к защите, оказалась докторской диссертацией. Все философы начали ее безудержно хвалить. Представительница института молча слушала их. Я не выдержал, стал им резко возражать, обрушился на неправильность философской и исторической концепции работы, из которой следовало, что чуть ли не вся основная история человечества началась с изобретения генератора; указал и на другие ошибки. Представительница института поблагодарила участников совещания, а меня, пожимая руку, попросила задержаться: «Я должна открыть вам свой секрет, это моя будущая диссертация. Вы высказали много ценных замечаний. Я хотела бы продолжить нашу беседу, с тем чтобы вы конкретно, постранично, подсказали мне, что неправильно и как следует исправить ошибки». И я был вынужден сесть с ней за работу... Мы перелистали всю рукопись, и почти на каждой странице я делал замечания, говорил, как следовало сформулировать то или иное положение. Увидев, что уже поздно, зная, как ты волнуешься, отказался от машины, иначе она задержала бы меня дольше, и хотя работу не закончил, помчался на электричку. И знаешь, кем она оказалась? Еще во время обсуждения я начал подозревать, что она автор и к тому же «шишка», а потом Степанян шепнул: «Что вы лезете на рожон! Ведь это жена Маленкова!» Но что она уцепилась за меня, приняла критику, а не похвалы, говорит о ее уме, в этом ей не откажешь!

― А как одета жена премьера? ― поинтересовалась я.

― Довольно просто. Хорошая шерстяная юбка с пестрой шелковой кофточкой, белые туфли с белыми носками. Ты одеваешься даже шикарнее.

Так вошла в нашу жизнь «жена премьера». Мы надеялись, что знакомство с ней ограничится беседой по поводу диссертации, но не тут-то было! Утром у себя на рабочем столе Ваня обнаружил пакет из президиума Академии наук СССР, в котором содержалось постановление о назначении «Кузнецова И. В. председателем Ученого совета Института истории естествознания и техники». Удивленный Иван Васильевич был убежден, что произошла какая-то путаница, позвонил в президиум и стал доказывать, что это «постановление» не может относиться к нему, что, вероятно, имелся в виду Кузнецов В. И., работавший в том же институте. Но там, посмотрев документацию, переспросили:

― Вы заведующий сектором философии естествознания в Институте философии Академии наук?

― Да, я!

― Так вот именно вас имел в виду президиум, и никакой ошибки здесь нет.

Кинулся к ученому секретарю Академии наук ― Топчиеву A. B.

― Поймите, о том, чтобы именно вас привлечь к работе, хлопотала жена Маленкова. Отказать ей у нас просто не было возможности: ведь вы не просто философ, а занимаетесь философией естествознания, больше того, вы историк науки, выпустивший в свет такой труд, как «Люди русской науки». Ваша кандидатура самая подходящая. Уже договорились, что вы займете пост заместителя директора этого института. Надеюсь, вы войдете в наше положение и не станете отказываться.

И как ни упирался Иван Васильевич, назначение состоялось. «Мадам» ушла в творческий отпуск, в докторантуру, ― и, кроме Ивана Васильевича, никого не желала видеть на своем месте. А Ваня, будучи человеком не только творческим, а еще и очень добросовестным, вскоре поставил дело так, что из двенадцати секторов под его руководство перешло одиннадцать, чем он даже несомненно гордился. Большого объема работы он никогда не боялся и погрузился в дела института с головой. Думать о проблемах философии, тем более писать фундаментальные труды уже не оставалось ни сил, ни времени.

Когда Иван Васильевич пришел в институт, его возглавлял членкор Самарин. После его смерти директором назначили Ивана Васильевича. Он протестовал, но это не помогло.

A. B. Топчиев, при всем хорошем отношении к Ивану Васильевичу, не мог его понять: «Вы будете хозяином, в вашем распоряжении будет весь штат института. Вы прекрасно в этих условиях напишете свою докторскую». Никто, и прежде всего сам Топчиев, не учитывал, что «мадам» будет курировать деятельность дирекции института, считая, что она, как «жена премьера», имеет на это полное право, хотя и находилась в творческом отпуске за счет государства.[92]

В первое время после нового назначения царила полная «идиллия». Голубцова очень благоволила к Ване и не раз приезжала на своей шикарной «Волге» к нам на дачу в Пионерскую, благо их казенная дача находилась в том же направлении, в Жаворонках. Не раз катала на машине наших ребятишек. Но разницу во взглядах на жизнь мы начали ощущать еще за чайным столом. Помню, зашел как-то разговор о положении учителей в стране.

― Низкий уровень жизни учителя тяжело отразится со временем на воспитании всего народа, ― взволнованно говорил Ваня. ― Кому-кому, а учителю надо платить больше, чтобы он мог прилично одеваться, покупать нужную литературу. Надо как-то продумать систему снабжения учителей, чтобы они не стояли в очередях вместе с учениками и их родителями, это роняет их престиж.

― Ерунда, ― отвечала Валерия Алексеевна, ― надо просто с них больше спрашивать, усилить контроль за школами. Вы говорите, средний заработок учителя восемьсот рублей. Это неплохо; у рабочих только шестьсот пятьдесят, надо их подтягивать.