на месте. Возможно, этим всё и закончилось бы, если бы не увидела себя со стороны. Увидела и ужаснулась. Неужели это я? Разъяренная до крайности волчица смотрела на меня в зеркале, говоря: «Не обуздаешь нрав, не начнёшь мыслить рационально, превратишься в Гришина».

До поздней ночи бродила по улице, потом два часа сидела в пропахшем куревом баре. Вспоминала Ялту, Петербург. От безысходности, от того, что рядом не было никого, кто мог дать совет, хотелось бежать куда глаза глядят. И чтобы рядом не было никого.

— Почему не позвонили Илье?

— Порывалась. Раз десять набирала номер, но так и не решилась.

— Не знали, что сказать?

— Боялась, что не поверит. А то и того хуже, усомнится в искренности.

— И что в итоге?

— Решила бороться в одиночку. Спрятав диктофон среди книг, после каждой встречи Гришина с отцом вынимала, прослушивала, анализировала, кое-что заносила в дневник. Из разговоров узнала о журналисте Богданове, о замыслах Гришина завладеть архивом с целью продажи. Единственное, о ком не было сказано ни единого слова, так это о Ростовцеве. Об Алексее Дмитриевиче впервые услышала от того, кто впоследствии стал для меня ангелом — хранителем.

— Это вы про Богданова — старшего?

— Да. Поведав, какую игру затеял Гришин и какая роль отведена мне, Николай Владимирович осторожно, боясь навредить мне, подвёл к тому, что отец продал меня полковнику. Тот искал подход к Богданову. Зацепиться было не за что, и Гришин решил подкрасться к журналисту со стороны сына. Меня использовали как приманку.

— Простите! Для того, чтобы убедить Николая Владимировича, следовало предъявить доказательства, что вы не шпионка?

По лицу Ольги пробежала усмешка.

— Этого я боялась больше всего. Сомнений было столько, что никак не могла заставить себя набрать номер телефона. А ведь ещё предстояло сказать, что я дочь Ленковского.

— И как воспринял звонок Николай Владимирович?

— С недоверием. Больше слушал, чем говорил. И только когда были произнесены слова, что речь идёт о «луче смерти», из трубки сначала раздались похожие на стон звуки, затем молчание, длившееся пару секунд. Потом услышала слова Николая Владимировича: «Приходите, буду ждать вас на Чистых прудах через час. Прошу не опаздывать».

— И вы не опоздали?

— На пятнадцать минут приехала раньше. Николай Владимирович был уже там.

— Как вы узнали, что это Николай Владимирович, если до этого никогда его не видели?

— Не видела, — взгляд Ленковской от Виктора переместился в сторону застывшего в ожидании Ильи. — Зато я знала Богданова — младшего. Та же походка, та же манера не обращать внимания на проходящих мимо людей и, что особенно бросалось в глаза, уверенность в себе.

— Сами подошли или?

— Николай Владимирович не мог подойти, потому что не знал меня в лицо. Я попросила о встрече, значит, должна была подойти первой.

Протянув руку, Николай Владимирович аккуратно так, будто опасался, что причинит боль, сжав ладонь, произнёс: «Будем знакомы, Богданов Николай Владимирович». Вроде бы ничего особенного, но от того, как сказал «будем знакомы», на душе стало светло и свободно. Захотелось улыбнуться, что я и сделала, протянув пакет с кассетами аудиозаписей. Николай Владимирович, приняв, поинтересовался, что внутри. Когда объяснила, сказал, что для ознакомления с записями потребуется время и что будет ждать меня на этом же месте завтра в тот же час.

— И вы опять прибыли на пятнадцать минут раньше?

— Опоздала. Не на пятнадцать минут, на целых полчаса. Не могла избавиться от приставленного Гришиным сопровождения. Трижды меняла станции метро, полчаса тряслась в троллейбусе.

Слава Богу, Николай Владимирович не ушёл. Выслушав, пригласил в кафе, где мы пробыли больше часа.

В кафе Богданов кому — то позвонил. Поговорив, сказал, что надо прокатиться за город. Я согласилась. На двадцатом километре Волгоградского шоссе нас ждал чёрный «Мерседес», в котором находился Алексей Дмитриевич.

— К тому времени был разработан план. Николай поначалу дал тому имя «Капкан», потом, подумав, добавил «для Гришина».

Прозвучавший подобно горну голос Ростовцева добавил разговору ещё больше интриги.

— Суть плана состояла в том, что в конечном итоге и произошло, заманить полковника в сейф, после чего сдать с рук на руки властям. При этом организовать всё так, будто покушался Гришин на часть архива. Дневники, результаты исследований, представляющие наибольшую ценность, Николай планировал вывезти заранее.

Вынув из внутреннего кармана конверт, Алексей Дмитриевич положил поверх стола.

— Письмо, написанное Богдановым — старшим за два часа до кончины. В письме инструкции, как следует действовать в случае непредвиденных обстоятельств.

Илья, подойдя к столу, взял в руки конверт.

— Но здесь нет отметок почтового отделения!?

— Письмо было передано Верой Ивановной.

Вера была в курсе всего, что предпринимал Николай в отношении архива, начиная с перестройки гаража с целью организовать в нём сейф, заканчивая планом нейтрализации Гришина.

— И о вашем существовании тоже?

— Когда стало возможным, Николай рассказал и про меня, и про отца, который, спасая Сашу Соколова, подарил мне брата. Он не скрывал от неё ничего, даже то, что единственный сын стал заложником войны с Гришиным.

Не зная, как вести себя, Богданов, подойдя к матери, обнял ту за плечи.

Губы потянулись к щеке. Солоноватый вкус слёз заставил, преклонив колено, прижать к себе родное существо.

Плечи матери дрогнули. Пахнущая домашним теплом рука, проведя по голове Ильи, замерла, прижав ту к груди.

Итак, — нарушив идиллию общения матери с сыном, Ростовцев собрался было вернуть внимание присутствующих к разговору об архиве.

Не дал звонок мобильника.

Вынув трубку, Алексей Дмитриевич приложил ту к уху.

— Да, я. Что уже? Так быстро? Нет — нет, никаких остановок. Въедете в посёлок, сразу к дому Богдановых. Мы наверху в кабинете, обсуждаем происшедшее.

— Я так понимаю, сюрпризы не закончились? — обменявшись взглядами с Рученковым, произнёс Илья.

— Правильно понимаете.

Подойдя к окну, Алексей Дмитриевич, глянув во двор, пробарабанил пальцами по стеклу.

И тут же, не поворачивая головы, словно обращался к находившемуся по другую сторону человеку, произнёс: «Помните, в начале разговора я сказал, есть нечто такое, о чём сообщу позже? Момент настал. Через пару минут все мы станем свидетелями рождения ещё одного сюрприза, возможно, самого долгожданного и самого неожиданного. Пока же мне бы хотелось задать пару вопросов госпоже Ленковской.

— Сколько угодно.

— Скажите, Элизабет в курсе, что Гришин хотел использовать вас?

— Да. И про полковника, и про то, что тот сумел перетащить на свою сторону отца.

— И как отреагировала на ваше заявление Элизабет?

— Известно, реакция понятная, возмущалась, кричала, грозилась подать на Гришина в суд.

— О реликвиях расспрашивала?

— Конечно. На тот момент они с матерью приняли решение обратиться к