Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А говорить с длинноухими надо будет отправить зелёную. С чёрной — как тёмная с тёмной, а со светлой, как княжна с княжной. Так и сделаю, — решила тётя Хельга.
За оставшиеся время она почти замкнула круг вокруг становища головоногов. Чуть-чуть оставалось. Ещё на четырнадцать сократила их поголовье. А за двадцать минут до истечения срока Взятия, резко повернула, и с окружности перешла на радиус. Заранее связалась с мэтром, чтоб был готов. И, теперь стараясь не ввязываться в драки, двинулась напрямую к их гнездовищу.
Оно почти таким и оказалось — нечто вроде неуклюже сплетённых из тонких стволов десятка вплотную друг к другу стоящих хижин, подпирающих главный «дворец».Наверняка у каждого жилища были и подземные, то есть подводные, этажи…
Подробно рассмотреть не удалось — её взяли в кольцо. Вниз из-за малой глубины не уйти, вверх — только небо. Что ж…
— «Мэтр!»
— «Да!»
И она среди своих.
— Я унесу двоих. Один — мэтр. Другой — кто-то из вас, орчи. Выбирайте. Лесла, извини, но из ваших — Стрриг уже там.
Девочка лишь вздохнула. Умная, скромная. Сверг её в обиду, гнобить её, никому не даст, а значит, будет у неё хорошее будущее.
В форпосте Хельга, мэтр и Оггтей появились за четыре минуты до окончания срока. Имея одеяние от Гнотуса, привести себя в порядок, чтоб все аристократки потом извздыхались, этого времени ей хватило.
* * *
После обхода священных апартаментов, у нас оставалось всего лишьчуть более двух часов, но нам хватило на всё. Как прошёл первый час, я не стал слушать Рилль и утащил в её небольшую спаленку, которую заприметил ещё во время начального нашего обхода. Та была устроена внутри ствола — словно пещерка, где ложем служил плоский древесный выступ, даже необструганный, весь в рытвинах и бугорках и без всяких простыней-подушек. Но Чи-сан нашла для меня похожую картинку в одном из романов, доставшихся нам из библиотеки самой Рилль — да, похоже. И таких мест по всему верхнему миру едва ли не считанное по пальцам количество: мэллорн — дерево аристократическое, на дупла небогатое, а вырезать самим, трогать его сталью — святотатство. Вот и сюда очередь поэтому — на несколько месяцев.
Рилль после этого нашего часа, начала нести пургу, что «ты», то есть я — как ей кажется, «ещё не…», а потому, милый…
— У нас с тобой впереди ещё вся вечность, а с этим деревом у тебя осталось только полтора часа.
— Сам ты дерево! — вспыхнула она.
— Может и так, — улыбнулся я, — но не такой святой я и совсем не железный. Я прямо сейчас хочу посмотреть, как ты моешься! А потом — как ты спишь.
Кажется, первое моё пожелание подействовало больше: она покраснела… Ага минет её раньше не смутил, а тут покраснела… Она полезла в ванну. Именно так — полезла! — с нарочитой неуклюжестью, расплёскивая воду, а потом устроила…. Сеанс бесстыдства. Еле утерпел.
Второй раз еле утерпел, когда она потребовала, чтоб я её вытер. Всюду. «Я же попросила — всюду…Всюду!» Ничего, у нас с ней ещё вся вечность впереди!
Нести её до того ложа пришлось тоже мне: «Я уже буду засыпать», — обхватила она меня за шею и расслабилась. Донёс. Даже хихикающую Нессу: «Таскать тебе, хозяин, их не перетаскать!» — слушать не стал. Даже мысли про то, что все они, мною потасканные, габаритами схожи, постарался в голову не пропускать — Рилль всё это время смотрела мне в лицо, засыпать, совершенно не стараясь. И кто его знает, может, и она мысли о других самках влёт улавливает.
А внутри, уже на полке… Она что-то сделала со своими волосами… Нет, у женщин младшей расы столько волос не бывает! Часть из них подстелила под себя, а другою — накрылась. И попросила:
— Спой мне колыбельную…
И тут-то я, наконец, понял англосаксов: почему они своих любимых без конца называют baby —дитя, младенец. И не пытаясь вербализировать понятое, просто запел.Слуха у меня особенного нет, голоса — тоже, но для колыбельных они и не требуются:
Баю, баюшки, баю,
Я так милую люблю,
Чтобы слаще милой спать
Буду люлечку качать…
К концу третьего куплета она уже спала. Колоду под нею я, конечно, качнуть и не пробовал. Да и остальное… Чи-сан сразу предупредила: вмешиваться никак нельзя, ни гладить, ни даже касаться — только смотреть да, вот, петь. Что меня вежливо не попросили прочь — уже на грани. Этикет, кстати, намекал, что можно бы и самому проявить вежество и удалиться. Я ему не внял. Напевать быстро закончил — когда своих детей нет, то, что как-то в голове запало, то и всё, и после только смотрел. Но смотреть на неё, укрытую лишь собственными волосами, не утомляло.
Что ещё по поводу прошедшего можно сказать? Что девственная плевра у эльфиек прочнее, срывается с большей болью и кровью, но оргазм, даруемый данным процессом — острее? Нам ли бысть в печали?
Да, про божественный тест — не сработало. Ни сообщений никаких, ничего и никак. И истечение тьмы, судя по недовольной гримасе Рилль, продолжалось. На всякий случай, я стребовал с неё ножны всех кинжалов, которые при ней были — попусту.
Но вот смотрел на неё и… и плавился от нежности. Да я раньше вообще, выходит, не знал, что это такое. Возбуждение/желание/похоть, тоска/боль/обида, восхищение/радость, благодарность, ответственность — сколько угодно и в любом сочетании, а вот нежность…
Смотрел на неё, и скучно мне не было.
Минут за двадцать до того, как у нас истекал срок Взятия, Рилль открыла глаза, и пять минут мы гляделись друг в друга.
А потом она меня выгнала: «Мне надо привести себя в порядок, а с тобою — не успею. Ты тоже, переоденься. У нас будет почти официальный ритуал. Я буду вести съёмку, Анна наверняка тоже, мэтр — почти наверняка. Да и сверху наблюдать за подобным желающих всегда хватает. Оденься соответствующе!»
Я грешным делом подумал обойтись парадным вариантом лат, но Этикет был категоричен: «Почти официально —