Рис. 12.5. В спинодальной точке перестает существовать менее устойчивая конфигурация из двух возможных состояний физической системы (метастабильное состояние) (а). Аналог этого перехода можно обнаружить в модели ландшафта военно-политических объединений Европы в 1936-1939 годах. В этот период обстановка изменилась таким образом, что антисоветский союз перестал быть возможным (б).

Однако, продолжая повышать давление в системе «жидкость—газ», мы делаем газообразное состояние еще менее стабильным, т. е. повышаем уровень его долины относительно жидкого состояния, в результате чего в какой-то момент существование газообразного состояния станет невозможным даже теоретически. Физики называют эту точку спинодальной и связывают ее с исчезновением метастабильного состояния (рис. 12.5, а). В ландшафтной модели Аксельрода изменение давления эквивалентно изменению «размеров» взаимодействующих агентов или стран, что означает некие изменения во взаимном притяжении или отталкивании. Легко проследить такие изменения за период 1936-1939 годов в историческом и военно-политическом ландшафте Европе, определявшие переход стран из одной коалиции в другую. Более того, на этом ландшафте даже можно обнаружить исторический аналог спинодальной точки (рис. 12.5, б), соответствующий краткому периоду между 1937 и 1938 годами, после которого военное столкновение между союзниками и странами оси стало фактически неизбежным.

Конечно, и в современной политической ситуации очень легко найти задачи построения аналогичных сценариев на основе ландшафтной теории. Аксельрод и его группа уже пробовала применить теорию «ретроспективно» для описания событий к концу 1989 года (объединение Германии, уход СССР из Восточной Европы и т. п.), и по этому прогнозу в Варшавском договоре могла остаться только Болгария, а все остальные страны советского блока должны были вступить в союз с НАТО. За этим должен был последовать распад СССР. В модель не вписывались лишь события в Румынии. Другие исследователи применили ландшафтную модель для анализа распада бывшей Югославии в начале 1990-х годов.

Удачные описания прошлых событий свидетельствуют об успехе модели, но ее конечной целью, разумеется, должно быть создание и оценка сценариев будущего, т. е. попытка дать практические советы относительно сложных ситуаций текущего момента. Например, может ли модель давать какие-нибудь рекомендации для развития ситуации на неспокойном Ближнем Востоке, где Израиль, Сирия, Иран и Иордания давно находятся в состоянии застарелой вражды и недоверия? Может ли возникнуть союз исламских стран на основе религиозного единства и общего страха перед влиянием Запада, несмотря на существенную разницу в их политических системах и симпатиях? Найдется ли место в таком союзе для Турции? Насколько такое развитие событий будет зависеть от состояния дел в политически нестабильном и почти неуправляемом Ираке?

Конечно, было бы нежелательно, чтобы кто-то пытался решать проблемы международных отношений, исходя из одной-единственной и, скажем прямо, весьма упрощенной модели, однако хочется надеяться, что предлагаемый подход позволит нам оценить хотя бы общие тенденции развития мировой политики. Кроме того, такие модели могли бы способствовать созданию более устойчивых союзов и предотвращению конфликтов, хотя необходимо с сожалением заметить, что в истории большинство международных союзов складывалось для подготовки к войне или в ходе войны, но никак не для ее предотвращения.

Существует множество факторов, влияющих на образование групп, ассоциаций и коалиций между людьми, общественными организациями или странами. В сущности, каждая социальная группа, независимо от признаков, по которым она образована (расовым, классовым, религиозным или идеологическим), и размеров (маленькая группа коллег по работе или международное объединение), развивается по некоторым определенным закономерностям, которые мы и пытаемся оценить по разным параметрам. Например, ученые стремятся понять, какой признак является доминирующим в процессе образования данной группы или ее развития. Даже в сравнительно небольших организациях очень важно уловить правильные закономерности разделения труда и обязанностей. Или, например, каждый человек, связанный с высшим образованием, знает, как сложно определить место конкретного учебного курса в общей системе обучения (вечная проблема ректоров университетов — относить ли геологию к естественным или техническим наукам?). Многие проблемы стало бы легче решать, если бы у нас была хоть какая-нибудь методика «естественного» разделения понятий и действий.

Кстати, сам факт, что нам приходится обсуждать столь прозаические вопросы в едином контексте с проблемами геополитики и судеб мира, свидетельствует о наличии каких-то фундаментальных принципов и закономерностей, управляющих этими процессами. Разве не удивительно, что обсуждаемая модель может быть применена не только к описанию процессов слияния компьютерных фирм, но и к образованию военно-политических союзов перед мировой войной? Единство подхода показывает, что сама наука вырывается из узких рамок специализации (кстати, весьма характерных не для естественных, а именно для политических и социальных дисциплин) и пытается обнаружить в окружающем нас мире гораздо более общие закономерности.

Возможно, наиболее точным отчетом о ходе президентских выборов в США в конце 2000 года может служить следующий короткий репортаж из сатирического журнала The Onion {Лук), «лучшего источника новостей в США»: