– Синдикат… меня приговорил? – спросил он глухо, сразу узнав меня.

Большой Дон даже не пытался выхватить оружие, которое, конечно же, носил под мышкой – по устоявшейся привычке. Он понимал, что прожитые годы не добавляют человеку сноровки и реакции, а среди киллеров Синдиката неумех любителей не водилось.

– Нет, – ответил я. – С вами хотят побеседовать.

С этими словами я требовательно протянул руку. Дон Витторио молча достал пистолет и отдал его мне.

– Мы сейчас выйдем через кухню. – Я взял его под руку. – Прошу вас, следуйте спокойно и не делайте глупостей. Иначе мне придется вас убить.

– Вы не сможете беспрепятственно покинуть район ресторана, – бесцветным голосом пытался возразить капо марсельской мафии.

– Это не ваши проблемы, – отрезал я. – Быстрее!

Появление Большого Дона во владениях повара-корсиканца, на удивление, прошло практически незамеченным. Впрочем, я не думаю, что дона Витторио здесь кто-то знал в лицо. А кто именно посетит сегодня ресторан с визитом, держалось от прислуги, да и от мсье Блоша, в тайне. К счастью, управляющий как раз распекал очередного неудачника далеко от выхода во двор, а потому только мельком взглянул в нашу сторону. Может, он и озадачился столь странной парой, продефилировавшей среди пышущих жаром плит, но, догадываясь, кто пожаловал в его заведение, решил не задавать лишних вопросов.

Эрнесто, торчавший возле фургона словно гвоздь в полу, от волнения был бледно-зеленый. Едва мы появились у выхода, как он тут же открыл заднюю дверь фургона.

– Сюда, дон Витторио. – Я любезно помог грузному мафиозо забраться в кузов.

– Повторяю, вы отсюда уехать не сможете. Все дороги перекрыты, машины обыскиваются, – снова возник дон Витторио.

– Вашу руку. – Я достал шприц с сильным снотворным. – Не волнуйтесь, вы просто уснете на часок.

Большой Дон отрешенно кивнул. Интересно, о чем в этот момент он думал?

Я выкинул пистолет в мусорный ящик и забрался в тайник, где уже мирно посапывал Дон. На всякий случай мы связали ему руки и ноги, чтобы он не взбрыкнул, когда не нужно, и залепили клейкой лентой рот.

Нас остановили сразу же, как только машина выехала за ворота. Мне было так тесно, что я не мог даже шевельнуться. А потому я мысленно молил всех известных мне богов, чтобы проверка закончилась побыстрее.

– А, опять этот сукин сын! – раздался уже знакомый голос старшего охранника. – Починил?

– Так точно, мсье! – по-военному быстро отрапортовал Эрнесто.

– Ладно, вали отсюда. Только не по главной дороге! Бери правее, вон туда. Видишь?

– А как же. Спасибо, мсье!

– Давай, давай, дуй, нажимай на газ, ты, ублюдок! – встрял в разговор и второй.

– Уже… – Эрнесто так лихо рванул с места, что я едва не выругался вслух – не хватало еще, чтобы охрана внешнего кольца заподозрила недоброе.

Но напарник будто услышал мой немой призыв, и едва колеса фургона зашуршали по асфальту проселочной объездной дороги, как он сбавил скорость.

Нас остановили и во второй раз, и в третий. Внешнее кольцо охраны даже проверило кузов; правда, охранник только заглянул и, убедившись, что он пуст, тут же захлопнул дверь. Ажаны вообще слабо среагировали на наше появление, только для понта проверили пропуск и дубликаты накладных на продукты.

Оставив позади все посты, Эрнесто выжал из фургона все, что только возможно. Я не возражал – теперь время работало против нас. Если отсутствие дона Витторио заметят раньше, чем я планировал, то последствия нашей акции могут быть печальными. Я абсолютно не сомневался, что на нас спустят всех собак и заблокируют в поисках продуктового фургона все дороги. Кроме того, в воздух поднимут еще и полицейские вертолеты – как же, похищена такая значительная фигура…

Наконец заскрипели тормоза и машина резко остановилась. Я выбрался из тайника и вытащил все еще бесчувственного Дона. Фургон стоял в кустах. Рядом фырчал невзрачный грузовичок, за рулем которого сидел Марио.

– Все о'кей? – спросил он, явно волнуясь.

– Открывай тайник! – вместо ответа, крикнул я, быстро переодеваясь в шмотки наемного работника; Марио и Эрнесто, достаточно сносно разговаривающие по-французски, должны были изображать забитых крестьян, везущих в Марсель на продажу круги сыра.

Засунув Большого Дона в очередной ящик и завалив его остро пахнущей продукцией, мы расселись по местам – увы, мне снова достался раздолбанный кузов, – и грузовичок шустро побежал по проселочной дороге.

До места назначения было около сотни километров.

Весь последующий день, а затем и ночь, когда наконец убрался Винграновский со своими "айсбергами", прихватив с собой Полански-Тафа, Кей и Хуго, были сплошным мельтешением. Мы в срочном порядке оставили полюбившийся нам Сен-Тропе и вышли в море, чтобы взять курс на Йерские острова. Это был запасной вариант дисколации группы, о котором наши нынешние коллеги по "Альянсу", арабы во главе с Рашидом, ничего не знали. Винграновский попытался уговорить меня на Тулон, где мусульмане приготовили еще одно шикарное гнездышко, но я уперся рогом. Хватит с меня всяких там джакузи и красоток с французским воспитанием. Мы люди неприхотливые, перебьемся как-нибудь походной койкой, сухпайком и созерцанием нудистских пляжей, где на золотом песочке разнокалиберных телок пруд пруди. Так я Винграновскому и заявил. На своем он настаивать не решился – меня буквально распирала злоба на все и вся, и подполковник это прекрасно видел, а потому не стал нарываться на крупный скандал. В конце концов, за операцию в ответе я, а не какой-то там шнурок из конторы, пусть он и будет трижды "волчарой".

Пока мы неторопливо плелись по морю, с "Сидни" произошла удивительная метаморфоза. Едва сгустились сумерки, как на палубе закипела работа. Под командой Боба Миллера "торпеды" и "дельфины" таскали какие-то балки, решетки, щиты, крутили гайки, что-то снимали и устанавливали, а уже под утро заделались малярами. Когда взошло солнце и я наконец вылез из своей каюты – я так и не смог уснуть, почти всю ночь проторчал у столика, тупо глядя в переборку, – то поначалу яхту не узнал. Она превратилась в океанографическое суденышко с соответствующим оборудованием (на корме был установлен даже небольшой кран) и командой анархистов, одетых кто во что горазд – так, как и положено вечным скитальцам морей, просоленных ветрами всех широт.

Спустив на воду катер и придирчиво осмотрев яхту со всех сторон, я остался доволен. Теперь вряд ли кто сможет узнать нашу гордую красавицу "Сидни" в потрепанной штормами посудине, борта которой пестрели накрашенными ржавыми пятнами и заплатами. Различные дополнительные надстройки изменили ее обводы, и яхта стала напоминать дряхлую каракатицу, всплывшую из глубины погреться на солнышке. А вместо названия "Сидни", предполагающего нечто воздушное, летящее по волнам, морскую нимфу-нереиду, на скуле борта уныло чернело имя "Салли", вызывающее в памяти образ почтенной тетушки в чепчике и больших роговых очках, сползающих на кончик длинного носа.