– Кость, – негромко позвал его Деган.

Веки дрогнули, но не поднялись. Я находился достаточно близко, чтобы слышать клокочущий свист, которым сопровождался каждый вздох умирающего, и понимать, что было проткнуто как минимум одно легкое.

Каким же образом старый черт был до сих пор жив?

– Прости, но я обязан спросить о твоем мече. – Деган откашлялся, но голос остался сиплым. – Его унес Сталь?

Старый Деган застыл, и я невольно подумал, что он скорее умрет, чем признает потерю. Но вот с его губ сорвался медленный вздох, и он кивнул.

Деган сжал зубы. Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах глубокое и горькое отчаяние. Оно было вызвано не только историей с мечом и даже не Слоновой Костью, но тем, во что превратился и чем еще станет его орден. Тем, чему он сам, по его мнению, положил начало, когда убил Железо, и завершил, когда привел Сталь к Слоновой Кости.

Но виноват был не Деган – во всяком случае, не он один. Я тоже сыграл в этом немалую роль, гоняясь за собственным искуплением и желая его так страстно, что повелся на выдумки Волка и без малейшего сопротивления подстроился под его планы. Надеясь в последний раз побыть смышленым Носом и доказать, что я все еще в состоянии плести интриги и разыграть свою партию, будучи подставлен. Решив отправиться в Джан и притвориться, будто я вовсе не Серый Принц, а титул последует за мной своим ходом. И стать причиной гибели Слоновой Кости.

Я отвел взгляд от умиравшего Дегана и снова осмотрел помещение. Разоренные полки, разбросанные книги и документы; кровавый след, замаравший девственно-чистый ковер из бумаг и пергаментов. Бо́льшая их часть разлетелась, когда Волк тащил Слоновую Кость к стене, но несколько листов слетело и после. Теперь их края отяжелели от крови, и старые, кирпичного цвета чернила скрывались по мере того, как пропитывалась бумага.

Я прикинул, нельзя ли спасти страницы и не пострадают ли они еще больше от чистки. Балдезар знал, но старого писца рядом не было. Опять-таки, окажись он здесь, старый сухарь уже сортировал бы сокровища, воркуя над книгами и восторгаясь не только разбросанным под ногами богатством, но и тем, что бо́льшая его часть каким-то образом уцелела в мясорубке. При виде чистых страниц и нетронутых переплетов почти казалось, будто…

– А как насчет законов? – Я обернулся.

Деган моргнул. Слоновая Кость не шелохнулся.

– Ты о чем? – спросил Деган.

– О законах твоего ордена, – сказал я, подступив ближе. – Обряды, ритуалы и прочая хренотень, которую Слоновая Кость прихватил с собой. Их тоже унес Сталь?

– Дрот, у него меч Слоновой Кости. – Деган уставился на меня. – Мне наплевать на статьи и пункты, которые могли бы…

– Мне тоже.

Я опустился на колени с другого бока Слоновой Кости, осторожно взял старого Дегана за подбородок и повернул его лицо к себе.

– Слоновая Кость, – позвал я. – Слоновая Кость!

Слабый клокот и колебание одного века. Паршиво.

– Дрот, какого черта? – ощерился Деган.

– Взгляни на комнату. Книги, бумаги и свитки посшибали не в драке, их сбросили потом. После того, как Волк уже завладел мечом. Он искал что-то еще.

– Но, получив меч, он приобрел и Клятву.

– В таком случае ему могло понадобиться и нечто другое. Возможно, закон или обряд, который позволил бы ему использовать Клятву иначе, или развить ее, или не знаю что еще. Мне ясно только, что иначе ему было незачем громить кабинет и тем более отрубать пишущую руку Слоновой Кости и отрезать язык.

– Отрубать ему… – Деган взглянул сперва на Слоновую Кость, потом на разоренную библиотеку. В его глазах обозначилась тревога.

Он снова посмотрел на Слоновую Кость.

– Спрашивай, – разрешил он.

Я склонился над умиравшим Деганом и приподнял его голову, чтобы говорить в самое ухо.

– Слон, – произнес я. – Что с твоими законами?

Глаза Слоновой Кости распахнулись так резко, что я чуть не отпрянул. Внезапно он полностью пришел в чувство, и мне осталось только гадать, чего ему это стоило.

– Законы, – повторил я. – Они тоже у Волка… то есть у Стали?

В уголках глаз появились морщинки, обозначившие мрачную усмешку. Я ощутил, как голова слабо качнулась в моей ладони.

– Они еще здесь?

Легчайший нажим подбородка. Призрачное подобие кивка.

– Где?

Слоновая Кость направил взгляд на веер вдовца.

– Химомиф.

Слово, донесшееся из искалеченного рта, больше напоминало влажное карканье, но мне был известен смысл.

– Симонис? – произнес я за него имя жены. – Законы у нее?

Слоновая Кость улыбнулся.

Я посмотрел на Дегана.

– Они спрятаны в ее историческом труде, – сообщил я, уже поворачиваясь к полке, где раньше стояли те самые книги. – Записаны, скорее всего…

Левая рука Слоновой Кости вцепилась мне в лодыжку, требуя умолкнуть. Я глянул вниз и обнаружил, что его взор гуляет между мной и стеной. Я проследил.

– Веер? – спросил я, взирая на большую крепированную дугу. В ту ночь, когда мне открылась тайна Слоновой Кости, веер был пристально изучен, но в нем не нашлось ничего ни о законах, ни даже об ордене.

Но кто я такой, чтобы спорить?

Я придвинул кабинетное кресло Слоновой Кости, встал на него и снял с веера покров. Изображения были мелкими и сложными, и мне пришлось податься вперед под угрозой сверзиться.

Но даже при рассмотрении столь близком я чуть не прозевал.

Это была небольшая деталь в предпоследнем изображении Симонис. Скорее контур, нежели образ: черный женский силуэт, зеркально подчеркнутый белизной платья и преклонивший колени на специальной скамеечке в своем кабинете. Три прочерка красных лент в волосах, повторенные в трех алых точках сефты на открытой перед нею странице; светлый мазок сусального золота, обозначавший тростниковое перо. Женщина-писец за работой, обремененная знанием и глубоко погруженная в мучительный творческий процесс: портрет, наверняка занимавший особое место в сердце Слоновой Кости, коль скоро оказался в числе последних, которыми он располагал. Изображение, где центром выступала жена, а детали становились менее четкими по мере отвлечения взора, и только на стене позади нее был бледно выписан ряд крохотных книг.

Я приник еще ближе и уперся в стену рукой, чтобы не опрокинуться. Мне было трудно судить без увеличительного стекла, но я мог поклясться, что сефта на корешках была читаемой даже в таком масштабе.

Я посмотрел вниз, на Слоновую Кость. Тот полулежал, приподняв голову на локте у Дегана, и взирал на меня из-под отяжелевших век.

Я не был Белым Кушаком. Я был Эталоном.