— Ты проживешь всю жизнь в одиночестве?

— Да.

За деревьями по ту сторону путей блестел самый северный залив озера Сильян.

— Попрощайся с папой, — почти беззвучно сказала Сумма и подтолкнула дочь вперед.

Люми стояла помрачневшая, упершись взглядом в землю.

— Побыстрее, — поторопила Сумма.

Люми на пару секунд подняла глаза и сказала:

— Пока, обезьянка.

— Попрощайся как следует, — раздраженно сказала Сумма. — Скажи «до свидания» по-настоящему.

— Не хочу, — отказалась Люми и обхватила ногу Суммы.

— Ну давай же.

Йона присел перед дочерью на корточки; его лоб был мокрым от пота.

— Давай я тебя обниму?

Девочка помотала головой.

— А вот обезьянка с длинными лапами, — пошутил он.

Он взял ее на руки, ощутил сопротивление маленького тела, понял, что смеется она против воли, почувствовала, что что-то не так. Девочка стала брыкаться, желая, чтобы ее поставили на землю, но Йона только прижал ее к себе — лишь на мгновение, чтобы ощутить запах ее шейки.

— Дурак! — крикнула она.

— Люми, — прошептал он ей в щеку, — никогда не забывай, что я люблю тебя больше всего на свете.

— Идем, — позвала Сумма.

Йона поставил дочь на землю и попытался улыбнуться ей, хотел погладить ее по щеке, но не смог. Тело его словно стало стеклянным, раскололось и так и не срослось снова. Сумма смотрела на него с испуганным застывшим лицом; потом она взяла Люми за руку и потащила за собой.

Поезда ждали в молчании. Говорить больше было не о чем. Пух одуванчиков медленно летал над путями.

* * *

Йона помнил горелый запах тормозов, который висел в воздухе, хотя поезд уже отошел от перрона. Как во сне, он стоял и смотрел на бледное личико дочери за стеклом — она несмело махала ему рукой. Рядом с ней черной тенью застыла Сумма. Не дожидаясь, когда поезд скроется за поворотом, ведущим вниз, к гавани, Йона повернулся и пошел к машине.

Четырнадцать миль он гнал машину, ни о чем не думая. В голове стояла гудящая пустота и опасная рассеянность.

Никаких воспоминаний.

Наконец он оказался у цели.

В темноте фары его машины освещали тяжелые черные силуэты из металла. Комиссар свернул в большую промышленную зону в Лудвике, к пустынному порту и теплоэлектростанции. Там, между двумя горами опилок, уже стоял большой серый автомобиль. Йона остановился возле серой машины. Он вдруг почувствовал странное спокойствие. Такое спокойствие, что какая-то часть внутри его поняла, что оно — форма шока.

Комиссар вылез и огляделся. Нолен ждал в ночной темноте у своей машины. На нем был белый спортивный костюм, лицо сосредоточенное, на плечах потертая куртка.

— Ну что? Увез? — спросил он тем резким голосом, какой появлялся у него, когда он сильно нервничал.

— Увез, — коротко подтвердил Йона.

Нолен дважды кивнул. Очки в белой оправе холодно блеснули в слабом свете далекого уличного фонаря.

— Ты не оставил мне выбора, — угрюмо сказал он.

— Это правда, — согласился Йона. — У тебя нет выбора.

— Нас обоих выкинут с работы. — Лицо Нолена ничего не выражало.

— Выкинут — значит выкинут.

Оба двинулись вокруг машины.

— Две штуки. Я среагировал, как только они поступили.

— Отлично.

— Две штуки, — едва слышно повторил Нолен.

Йона вспомнил, как пару дней назад он проснулся рядом с женой и дочерью оттого, что в кармане висевшей в прихожей куртки зажужжал мобильный телефон.

Сообщение пришло от Нолена. Йона сразу понял, в чем дело.

Еще раньше они договорились, что, как только Нолен найдет два подходящих тела, Йона тут же увезет Сумму и Люми под предлогом автомобильного путешествия, которое они уже давно обсуждали.

Йоне пришлось ждать весточки от Нолена почти три недели. Времени становилось все меньше. Йона охранял свою семью как мог, но понимал, что когда-нибудь допустит ошибку. А Юрек Вальтер был из тех, кто умеет ждать.

Йона понимал, что пришедшее от Нолена сообщение означает, что он потерял свою семью. Но сообщение Нолена также означало, что он, Йона, наконец сможет надежно спрятать Сумму и Люми.

И вот Нолен открыл задние дверцы серого автомобиля.

На двух сложенных каталках, под простынями виднелись контуры двух тел — побольше и поменьше.

— Женщина и девочка. Разбились на машине вчера утром. Я их присвоил, — коротко объяснил Нолен, выкатывая носилки из машины. — Их больше не существует. Следов не осталось, я все уничтожил.

Он закряхтел, вытаскивая тела. Металлические колесики каталки скрежетнули об асфальт.

Сдержанно двигаясь, Нолен расстегнул «молнию» на одном мешке.

Йона стиснул зубы и заставил себя заглянуть внутрь.

Глаза молодой женщины были закрыты, лицо — абсолютно спокойное. Грудная клетка раздавлена. Руки, видимо, сломаны в нескольких местах, тазовые кости вывихнуты.

— Машина съехала с моста, — пояснил Нолен своим гнусавым хриплым голосом. — Повреждения на груди и животе оттого, что женщина отстегнула ремень безопасности. Видимо, хотела забрать соску у девочки. Я такое и раньше видел.

Йона посмотрел на женщину. Ни боли, ни страха. Вообще ничего не было на ее лице, что указывало бы на то, что сталось с ее телом.

Когда он перевел взгляд на лицо девочки, глаза наполнились слезами.

Нолен буркнул что-то себе под нос и снова закрыл тела.

— Ну вот, — все так же гнусаво сказал он. — Катарину и Мимми никогда не найдут, никогда не идентифицируют. — Нолен помолчал, потом ворчливо продолжил: — Отец девочки обошел все больницы, искал жену и дочку. Всю ночь. Звонил даже ко мне в отделение, и я поговорил с ним. — Он поджал губы. — Их похоронят как Сумму и Люми… Я подделал зубные карты.

Нолен в последний раз испытующе посмотрел на Йону, но ответа не получил. Они вместе перенесли тела в заранее приготовленную машину.

Странно вести машину, пассажирами которой — два мертвеца. У придорожных канав темной дороги лежали сбитые ежи; с обочины машину блестящими глазами провожал барсук, завороженный светом фар.

Добравшись до ранее облюбованного склона, Йона начал готовить тела. В тишине слышались только его напряженное дыхание, шуршание ткани по обивке сидений и приглушенный стук мертво висящих рук и ног, когда Йона усаживал покойницу на водительское сиденье. Мертвую девочку он устроил в кресле Люми.