Паркер очень точно подмечает ключевую особенность нынешних мракобесных кампаний: с точки зрения здравого смысла, поводы для них абсолютно непредсказуемы.

“Спрогнозировать, что́ именно вызовет возмущение общественности в следующий раз, практически невозможно. Находящиеся недалеко от Эрмитажа Кунсткамера и Зоологический музей, забитые чучелами животных сверху донизу, возмущения не вызывают. А выставка с несколькими чучелами вызывает. Как минимум три фильма о романе Александра II с Екатериной Долгоруковой возмущения не вызывают. А фильм о романе Николая II с Матильдой Кшесинской вызывает. 26 лет спектакль «Иисус Христос – суперзвезда» спокойно идёт себе в питерском театре «Рок-опера», с благословения, между прочим, самого патриарха Алексия II – а намерение показать этот же самый спектакль в Омском государственном музыкальном театре вдруг вызывает общественный протест”.

При этом Паркеру кажется, что разгулявшуюся нынче в России стихию мракобесия никаким способом не унять, и она пребудет с нами вовеки:

“Ожидать ответной гражданской активности – то есть какого-нибудь общественного движения по защите общества от общественных движений, – никак не приходится”.

Действительно, никаким встречным объединением психически вменяемых граждан против кащенитов этой вакханалии мракобесного цензурного непотребства не остановить. Тем более важно спросить себя, а откуда она вообще взялась, и почему в предшествующие 15–20 лет мы ничего не слышали о поползновениях деятелей, вроде Поклонской и Залдостанова, Энтео и Цветкова, Мединского и Говорухина, сформировать всероссийский репертком для цензуры фильмов, книг, выставок, театральных и музыкальных постановок?

Вопрос не такой сложный, как кажется на первый взгляд, и даже не требует обращения к известной статье Умберто Эко. Потому что дело тут не во вкусах, и даже не в их носителях. Просто раньше в России действовала Конституция. И она одинаково защищала как право поклонников Стаса Михайлова, Лепса и Ваенги ходить на их концерты, так и право любителей иной музыки на них не ходить. Это ведь очень простой и внятный конституционный принцип: каждый вправе смотреть то кино, которое ему нравится, и никто не вправе указывать другому, какое кино ему смотреть нельзя. Не нравятся тебе фильмы Учителя и Звягинцева, постановки Богомолова и Кулябина, выставки Фабра и Стёрджеса – просто не ходи туда, не смотри и не слушай. Прими как данность, что вкусы у людей разные, и цивилизованное свободное общество видит в этом разнообразии ценность.[143]

Конституция РФ отмерла в наши дни за ненадобностью. И в репертуарном вопросе образовался некий вакуум. Заполнить его спешат говорливая двоечница из Евпатории и косноязычный карлик в косухе, а также дремучие чиновники ФАС и безымянные омские бесенята, недавно впервые услышавшие про Ллойд-Веббера. Всем им кажется, что искусство и культуру (материи, о которых они не имеют даже самого приблизительного понятия) нужно законодательно отрегулировать в духе унтера Пришибеева. И единственно правильный способ загнать всю эту кликушествующую нечисть обратно в те щели, откуда она повылазила, – вспомнить про Основной Закон, покуда он de jure у нас не отменен.

Нельзя запретить придурковатым депутатам Госдумы, невежественным чиновникам, крикливым байкерам или анонимным общественникам иметь своё мнение по поводу оперы, кино или Эрмитажа. Но можно и нужно им напомнить, что это их личное мнение никакой юридической силы не имеет. Режиссёры снимают такое кино, какое считают нужным, и это не тема для депутатских запросов, народных сходов и жалоб в прокуратуру.

[20.12.2016. ЖЖ]

Всего неделя потребовалась Тюменскому областному суду, чтобы вынести приговор местному блогеру kungurov.livejournal.com. Покуда меня в Москве судили по экстремистской статье за одобрение действий ВКС РФ в Сирии, Кунгурову местное Управление ФСБ пришило “террористическую” 205-ю статью за критику тех же самых действий. Приговор – два года в колонии-поселении. Суд шёл в закрытом режиме. В СИЗО Кунгурова увезли 20 июня, так что он уже полгода сидит в тюрьме.

Во всех своих ключевых аспектах “дело Кунгурова” – значительно более запредельное, чем моё собственное. В обоих случаях отсутствует состав и событие преступления, нет никаких доказательств преступного умысла или свидетельств общественной опасности деяния. Есть два личных мнения граждан РФ о вооружённом конфликте в Сирии. Одно мнение признано “преступлением экстремистской направленности”, другое – “терроризмом”. А причина этого различия всё та же, о которой я писал полгода назад: Кунгуров – в Тюмени, а я – в Москве.

Конечно, в регионах закон – тайга, но внимания центральной прессы и московских властей там не любят и боятся. Оборотная сторона вседозволенности тамошних силовиков – страх перед окриком из Москвы. Каждый из нас обязан привлекать внимание к делу Кунгурова. Просто потому, что террористические дела за пост в ЖЖ – это вам не 282-я в редакции 2011 года. Не полгода рассусоливания в райсуде, с последующим комфортным обжалованием, а сразу вторая инстанция, приговор в законной силе с момента провозглашения и обращение с подозреваемым сразу как с террористом. И это может случиться вообще с любым из нас, и вообще по любому поводу: ретвит, перепост, собственное мнение или чужая картинка.

[16.01.2017. ЖЖ]

Есть две подмены, которые невозможны в цивилизованном обществе, но очень любимы тоталитарными режимами и носителями советского сознания в разных странах. Во-первых, объявлять мирное время военным временем. Во-вторых, вводить запреты для взрослых под видом заботы о детях.

По второму вопросу я уже много писал в связи с печально известным 139-ФЗ, по которому заботой о детях обосновывалась необходимость запрета различных сайтов, никакого отношения к детям не имеющих. А по первому вопросу выскажусь сейчас, потому что он всплыл в обсуждении цензуры на Украине.

Методичка, по которой шпарят киевские фанаты цензуры, состоит из одного простого аргумента: во время Второй мировой войны в Берлине не продавалась газета “Правда”, а в Москве и Лондоне – Der Stürmer и Völkische Beobachter. Начать разбор этого аргумента стоит с того, что он ворованный. Первыми до него додумались не киевские пропагандоны, а кремлёвские. Но ровно для тех же самых нужд: оправдать грубое отступление от цивилизованных норм в работе средств массовой информации, по формуле “война всё спишет”.

Вот откуда подрезан аргумент про Вторую мировую для киевской методички:

“О том, как надо действовать в современных общественно-политических условиях, рассказал телеведущий ВГТРК Эрнест Мацкявичюс. По его словам, раньше он придерживался международных эталонов журналистики, но с началом новой холодной войны для него их больше нет. «Давайте вспомним, какой журналистика была в 1942 году, она давала обе точки зрения, предоставляла слово и той, и другой стороне?» – привёл он аналогию. Г-н Мацкявичюс предложил считать современную журналистику мобилизационной, которая «позволяет защищаться в условиях информационной войны», а необходимость обороняться должна стать главным «профессиональным рефлексом». «Давайте сначала отобьёмся, а власти на её косяки будем указывать потом»”.