при обряде венчания держал царский скипетр и стоял ближе других бояр к государю. В правительственной думе он, однако, должен был уступать место старейшим и более знатным боярам. Наибольшим значением пользовался тогда дядя государя по матери, Никита Романович Захарьин-Юрьев. Но этот почтенный, уважаемый всеми боярин вскоре после царского коронования тяжко заболел, а в следующем, 1585 году он уже скончался. Таким образом, сама судьба покровительствовала честолюбивым стремлениям Годунова и освободила его от главного соперника. А остальных он сам устранил ловко и постепенно.

Историческая правда, однако, требует заметить, что сами обстоятельства и люди толкали Годунова в борьбу на жизнь или смерть с противниками. Отношения быстро обострились до такой степени, что дело шло не только о первенстве, но и о сохранении собственного благосостояния, если не о самом существовании. Противники Годунова для его устранения не останавливались перед крайними мерами. Есть известие, что бояре Шуйские, Воротынские, Головины, Голицыны и другие сумели слабого характером, колеблющегося на ту и на другую сторону Ивана Мстиславского так вооружить против Бориса, что тот согласился на его убийство в своем доме во время пира. Но Годунов вовремя узнал о заговоре и принял свои меры. В сем случае ему помогали братья Щелкаловы, которых он переманил на свою сторону. Хитрые дьяки, конечно, видели, на чьей стороне главная сила, и понимали, как трудно бороться с Годуновым, за которым стояла его сестра царица Ирина; а последняя пользовалась любовью мужа и имела на него большое влияние. Вследствие открытого заговора престарелый Мстиславский был отправлен в Кириллов монастырь и там пострижен; прочие заговорщики отправлены в ссылку или заключены в темницы. Особенно пострадали Воротынские и Головины. Один из Головиных, Михайла, находившийся тогда в своей медынской отчине, успел бежать к польскому королю. Только сильная и многочисленная семья князей Шуйских оставалась пока нетронутой и продолжала борьбу с Годуновым; эта семья опиралась на приверженность к себе московских торговых людей и черни, а также на громкую славу, которую князь Иван Петрович стяжал себе геройской защитой Пскова; за нее город Псков с пригородами был пожалован ему в кормление. Поэтому Годунов попытался пойти с ним на мировую, которая и была устроена при посредничестве митрополита Дионисия. Но когда герой Пскова, особенно любимый москвичами, вышел из покоев митрополита и объявил собравшемуся народу о только что заключенной мировой, из толпы отделились два купца и сказали ему: «Помирились вы нашими головами, и вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погибнуть». Летописец прибавляет, будто бы в ту же ночь эти два купца были схвачены и сосланы неведомо куда. Слова их скоро оправдались: заключенный мир оказался только кратким перемирием[56].

И на сей раз Годунову пришлось употребить крутые меры в видах самозащиты; так как дело было начато не им собственно, а его противниками. Зная, что главная сила Годунова заключается во влиянии его сестры Ирины на государя, Шуйские со своей партией придумали подсечь эту силу в самом ее корне. Брак Федора с Ириной был бездетен, и московскому царскому дому грозило прекращение прямого потомства. На этом обстоятельстве и был основан новый замысел, направленный против Годунова. Руководимые Шуйскими, некоторые бояре в согласии с гостями московскими и торговыми людьми, а также имея на своей стороне митрополита, положили всенародно бить челом государю о разводе с Ириной и о новом браке, по примеру его деда Василия Ивановича. Годунов вовремя узнал и об этом замысле и поспешил разрушить его в самом основании. Прежде всего он постарался уговорить митрополита, чтобы сей последний отказался от участия в таком грешном деле, как расторжение законного брака; причем сослался на то, что прямой наследник Феодору уже есть, именно царевич Димитрий Углицкий; говорил и о возможности самому Феодору еще иметь детей от Ирины. Таким образом, подача челобитной царю не состоялась. Но Борис уже не стал ожидать новых козней со стороны своих противников, а поспешил навсегда от них отделаться. Для сего, по словам летописцев, он прибег к гнусной клевете. Подговоренный им слуга Шуйских (Федор Старков) подал на своих господ донос, что они вместе с московскими купцами замышляют какую-то измену против государя. Годунов постарался так напугать царя мнимой опасностью, что приняты были важные меры предосторожности: царский дворец окружили войском и при всех кремлевских воротах усилили стражу. Шуйских с приятелями схватили; холопей их, а также московского гостя Федора Нагая с товарищами подвергли пыткам. Хотя эти пытки ничего не доказали, тем не менее последовало строгое наказание мнимо виновных. Двух князей Шуйских, псковского героя Ивана Петровича и Андрея Ивановича, сослали первого на Белоозеро, второго в Каргополь, и там, если верить неприязненным Годунову летописцам, их тайно удавили по его наказу. Приятелей их, князя Татева, Крюка-Колычева, Быкасовых и некоторых других знатных людей, разослали в Астрахань, Нижний и в иные города; а Федору Нагаю с шестью товарищами отрубили головы; несколько торговых людей также разослали в заточение по разным городам.

Теперь враждебная Годунову партия Шуйских была сломлена и обессилена. Покончив с ними, он поспешил устранить и митрополита Дионисия, которого некоторые источники называют «сладкоречивым» и «мудрым грамотиком». Видя пытки, казни и ссылки невинных людей, митрополит вместе с крутицким архиепископом Варлаамом вздумал печаловаться на них перед государем и не устрашился обличать неправды Годунова. Но последнему нетрудно было выставить их лжецами и склонить царя на их свержение и ссылку в дальние монастыри. На московскую митрополию был возведен человек, на преданность которого Годунов мог положиться, именно ростовский архиепископ Иов.

Таким образом, в течение каких-нибудь трех лет Борис Годунов освободился от всех своих соперников и захватил полную власть в свои руки, награжденный званиями и достоинствами конюшего, «великого» и «ближнего» боярина, наместника царства Казанского и Астраханского и, наконец, «правителя». Наделенный от царя многими поземельными имуществами, богатым жалованьем и доходами (кормлением) с целых областей, он, как говорят, получал в год около 100 000 рублей — сумма по тому времени огромная и превышавшая доходы всякого другого подданного. Вместе со своими, так же щедро пожалованными, родственниками он, по замечанию иностранцев, мог в несколько недель выставить со своих имений будто бы до 100 000 ратников. Годунов не только принимал иностранных послов, но и прямо входил в письменные сношения с иноземными государями — привилегия, которой дотоле не пользовался ни один московский боярин. Об умственных и наружных качествах Бориса Годунова современники отзываются с большой похвалой. Если верить некоторым свидетельствам, то благолепием своего лица, разумом и велеречием