Поти-Тифлисской железной дороги А.А. Бунге и С.Е. Палашковским. С открытием этой ветки бакинский керосин получил беспрепятственный доступ за границу. Прогнозировалось, что эти инженеры-предприниматели составят реальную конкуренцию американцам, пытавшимся зацепиться за русский рынок[2036]. Ha l Съезде нефтепромышленников (1884) подчёркивалось: в регионе лишь две компании — «Братья Нобель» и Батумское общество — профессионально ведут дело, вкладывая значительные средства, исследуя рынки сбыта, в том числе и заграничные. Иными словами, «они знают, куда идут», в отличие от других, живущих «задним, запоздалым умом»[2037]. Однако вскоре Батумское общество перешло в руки французского банкирского дома Ротшильдов: прежние собственники размещали облигации в основном во Франции и практически все ценные бумаги оказались в распоряжении Ротшильдов. Используя серьёзные финансовые затруднения компании, в 1886 году они завладели её акциями и переименовали Батумское общество в Каспийско-Черноморское; вместе с пакетом акций им досталось 19 десятин богатейших нефтеносных участков и керосиновый завод[2038]. В результате Ротшильды укрепились в России. Интересно, что они делали акцент не на производительной деятельности, а на расширении торговых операций. С Нобелями, к этому времени прочно обосновавшимися на внутреннем рынке, соперничать было трудно, и банкиры занялись поставкой русской нефти на рынки международные, где конкурировали с американской компанией «Стандарт Ойл». Используя свои финансовые возможности, Ротшильды скупали у бакинских производителей керосин для экспорта[2039]. Средние и мелкие заводчики вступали в контрагентские отношения — в немалой степени из-за действий Нобеля, теснившего их на внутреннем рынке; заключая контракты на пятилетний срок, они получали гарантированный сбыт своей продукции[2040].

При сложившейся структуре российской нефтяной отрасли на передний план выдвинулись две проблемы. Первую проблему представляли взаимоотношения гигантов (Нобелей и Ротшильдов) с одной стороны и местных предпринимателей — с другой. Крупные игроки неуклонно наращивали своё влияние, диктовали условия, и атмосфера накалялась. В 1889 году на V Съезде нефтепромышленников от лица более чем семидесяти заводчиков было заявлено: «Надежды на какое-нибудь более справедливое отношение с их стороны к мелким сотоварищам невозможно; прошлое этих фирм… показало, что они способны только безжалостно давить слабого… положение наше совершенно безвыходное, и в самое короткое время нам грозит полное разорение»[2041]. Второй проблемой стало то, что российские нефтепродукты вышли на мировой рынок в тот момент, когда сферы влияния были уже поделены. России, в отличие от США, пришлось затратить больше времени на внутреннее насыщение, а потому на внешних рынках она оказалась в подчинённом положении. Международным центром торговли являлась Англия; через неё шли торговые потоки, циркулировавшие в интересах двух групп: американской «Стандарт Ойл», который осуществлял поставки в Европу, и британской «Шелл», обосновавшейся на Дальнем Востоке, на азиатском и африканском побережьях. Более того, англичане оперировали также и русской нефтью, поступавшей к ним через Ротшильдов[2042]. Царское правительство оказалось перед лицом сложной задачи: в жёстких условиях расширить прямое присутствие российской нефтянки на мировых рынках. Очевидно, что решить эту задачу можно было только при внутриотраслевой консолидации и наращивании предложения по конкурентным ценам. Так что две названные выше проблемы на практике оказывались тесно взаимосвязанными.

Как известно, в это самое время аналогичные задачи решались в Соединённых Штатах. Поначалу американский рынок был столь же разношёрстным и раздробленным, как и российский. В 1870-х годах множество компаний вели между собой беспощадную борьбу за доминирование. Успех сопутствовал тем, кто добивался лучших условий транспортировки нефти; первостепенное значение имел вопрос о тарифах. Как известно, первопроходцем здесь явился Дж. Рокфеллер, перешедший от строительства железных дорог к следующему этапу — прокладке трубопроводов. К 1882 году уцелевшие в жёстком противостоянии нефтепромышленники, числом около пятидесяти, собрались под его руководством, чтобы образовать союз и прекратить междоусобицу из-за цен и рынков сбыта. Был подписан договор: участники обязывались передать свою собственность и акции в руки избранного комитета (типа траста) для управления нефтяными активами. Всем им выдавались свидетельства, и по ним выплачивались соответствующие дивиденды; хотя каждое предприятие работало по-прежнему, комитет наделялся правом нормировать производство и закрывать заводы — на время или даже навсегда[2043]. Таким образом отрасль поднялась из развалин, и доходы траста стали ощутимо расти; Рокфеллер контролировал около 90 % нефтепереработки в стране[2044]. Очевидно, что в данном случае структурирование отрасли тоже происходило снизу — посредством рыночных механизмов. Крупный бизнес выступил здесь, по аналогии с железнодорожным хозяйством, в роли модернизатора теперь уже нефтяной отрасли, выведя её на высокий качественный уровень.

Для России американский нефтяной опыт служил ориентиром — не только в техническом, но и в организационно-коммерческом плане. Использовать этот опыт были не прочь и Нобели, и Ротшильд, и местные фирмы. От имени последних выступил Тагиев: «Каждый из нас в отдельности не может достигнуть и сотой доли тех результатов, которых может достигнуть торговое товарищество при конкуренции с американцами, имеющими преимущества перед нами в торговой опытности»[2045]. Он призвал объявиться на средиземноморских рынках во всеоружии, т. е. с керосином дешёвым и высокого качества, и вытеснить оттуда заокеанскую продукцию[2046]. Напомним российский экспортный расклад начала 1890-х годов: Каспийско-Черноморское общество — 44,4 %, Нобели — 15,8 %, группа Манташев — Тагиев — 10,9 %; остальные 29 % приходились на 19 средних и мелких структур[2047]. Кроме Ротшильдов и Нобелей, никто не мог похвастаться хорошим знанием иностранных рынков, поэтому остальные были заинтересованы в единой организации, участие в которой обязывало бы всех — и сильных, и более слабых. В то же время не могли не беспокоить две крупнейшие компании, которые держали в общей сложности 60 % нефтяного вывоза и желали завладеть экспортными потоками, вступив в самостоятельное соглашение со «Стандарт Ойл». В этом случае вся российская нефтянка попала бы в зависимость от глобальных интересов: ведь Ротшильды, ориентировавшиеся на английскую «Шелл», уже давно были инкорпорированы в мировые рынки, а Нобели активно стремились отвоевать там место.

Исходя из этого, и строили они свою политику в России; например, «Братья Нобель», ведя переговоры о создании общего экспортного синдиката, одновременно устанавливали отношения с американским «Стандартом», пытаясь утвердиться на германском рынке. В Гамбурге нефть американцев и Нобелей помещалась чуть ли не в одном терминале, а агенты тех и других дружно согласовывали объёмы ввоза и стоимость. Причём немцы, недовольные высокими ценами на керосин, старались развязать конкуренцию нашей нефти с американской, предлагая различные льготные условия. В свою очередь российский МИД представил записку, перепечатанную немецкими официальными газетами, где доказывалось, что Германия — перспективный и удобный для нас рынок сбыта. Это вызывало недовольство Нобелей, посчитавших, что дипломаты