одном из журнальных очерков Н. Погодина. Любопытно, что в фельетоне М. Кольцова обыватель г. Кологрива так же гордится своим положением в этом городе, как и «сосед справа» в комментируемой фразе Остапа: «Я есмь член профсоюза, старший счетовод Кологривского устатбюро [уездного статистического бюро], Аркадий Плешаков, и не допущу безответственных выступлений против безопасности эс-эс-эс-эр». [Тэффи, Горы; Н. Погодин, Пойдемте в советскую чайную, Ог 15.01.28; М. Кольцов, Вокруг света за полтинник, Ог 26.12.26.] 1

21//14

А можно устроить дуэль на мясорубках… Пораженный противник механически превращается в котлету. — Битва с помощью кухонной утвари — мотив бурлескной и карнавальной литературы. У Ф. Рабле описывается война Пантагрюэля с Колбасами, где солдаты вооружены «вертелами, жаровнями, каминными решетками, сковородами, лопатками, противнями, рашперами, кочергами, щипцами, подвертельной посудой для стекания мясного сока, метлами, котлами, ступками, пестиками» и т. д. [Гаргантюа и Пантагрюэль, IV.41]; см. замечания М. М. Бахтина о сражении и убийстве как «телесной жатве» [в его кн.: Творчество Ф. Рабле, 225–227]. В «Королевской невесте» Гофмана оружием в борьбе со хтоническими демонами, принявшими вид овощей, служат кастрюли, сковороды, уполовники [гл. 5]. В его же «Крошке Цахесе» упоминается другая утварь в роли дуэльного оружия: «На чем же мне теперь, — шепнул Бальтазару Фабиан, — драться с этим уродцем, на паяльных ли трубках или на сапожных шилах? Не могу же я драться другим оружием, когда у меня такой ужасный противник» [гл. 3]. Мотив битвы с помощью принадлежностей кухни и пира встречается в «Метаморфозах» Овидия — в описании побоища лапифов с кентаврами [ХП.210–535].

Превращение Ипполита Матвеевича в котлету перекликается с мечтами Коли об «обширной свиной котлете», где тоже возникает мотив дуэли: «Кость из котлеты торчала, как дуэльный пистолет» [см. ДС 17//3].

Примечание к комментариям

1 [к 21//13]. Интересно, что как у Тэффи, так и в рекламном (пропагандирующем лотерею) фельетоне М. Кольцова автор отправляет жителя захолустного Кологрива в дорогостоящее турне (соответственно на Кавказ и вокруг света). Заметим, что у М. Кольцова и в ДС гражданин Кологрива, хотя и находится в куда более шикарном месте (соответственно в Европе и Москве), сохраняет верность своему маленькому городу.

22. Людоедка Эллочка

22//1

Эллочка Щукина. — Имя героини, мечтающей походить на дочь Вандербильда, могло быть навеяно авторам современной прессой, где упоминаются блестящие женщины: внучка миллионера Элита Струн [в романе 25-ти писателей «Большие пожары», Ог 1927] и дочь немецкого миллионера Элеонора Стиннес [Ог 25.09.27].

По поводу возможного прототипа Эллочки В. Ардов сообщает: «Людоедка Эллочка написана с младшей сестры первой жены В. П. Катаева… В действительности ее звали Тамара. Это была, как бы теперь сказали, особа «стиляжьго» плана. Говорят, она жива, ей 50» [письмо к А. 3. Вулису, 1960, цит. в кн.: Вулис, Вакансии…, 213].

22//2

Вот слова, фразы и междометия, придирчиво выбранные ею из всего великого, многословного и могучего русского языка… — Неточная цитата из стихотворения в прозе И. Тургенева «Русский язык»: «…о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!» Как штамп, она употребляется у А. Аверченко с почти тем же искажением, что и в ДС: «Ты, может быть, и знаешь арифметику, но русского языка — нашего великого, разнообразного и могучего русского языка — ты не знаешь» [Бельмесов]1. Изречение это — в том же контексте критики портящих язык — напоминает Ленин в докладе на XI съезде партии большевиков [Поли. собр. соч., т. 45: 80].

22//3

Словарь Эллочки Щукиной. — По свидетельству Л. Славина, «зародыш словаря Эллочки-людоедки, впоследствии с таким блеском развитый Ильфом и Петровым», впервые возник в одном из «импровизированных застольных скетчей» Ю. Олеши [Воспоминания о Ю. Олеше]. Впрочем, по крайней мере некоторые из эллочкиных словечек достоверно восходят к другим лицам [см. ниже, примечание 4]. Словарь Эллочки — 17 слов и выражений — целиком приведен в записной книжке Ильфа наряду с другими заготовками: «Словарь Шекспира, негра и девицы», «Члек и Собак», «Хамите, медведюля» и др. [ИЗК 61,138–140]. Эскизом к образу Эллочки можно считать рассказ Е. Петрова «Даровитая девушка» [См 35.1927; Собр. соч., т. 5; см. Вулис, И. Ильф, Е. Петров, 108–109].

Употребление модных неологизмов молодыми (пользуясь позднейшим термином) «стилягами» 20-х гг. было замечено не одними Ильфом и Петровым. Ср., например, в современном ДС романе: «Ирма говорит «что надо», «классный актер», «отвратно» и все другие слова, какие полагается говорить кинодевушке… Рассказывает похабные анекдоты или, как она называет, «похабель»» [Д. Четвериков, Бунт инженера Каринского, 23]; ср. Эллочкино: «Вы — парниша что надо», — ниже в этой главе.

В знаменитом в свое время романе Аниты Лоос «Джентльмены предпочитают блондинок» (Gentlemen Prefer Blondes, 1927) героиня, ведущая рассказ-дневник, во многом напоминает Эллочку Щукину. Правда, она не домашняя хозяйка, а молодая авантюристка, промышляющая ловлей и обиранием богатых поклонников. Но невежество в речи и бытовом поведении, страсть к дорогим побрякушкам и в особенности то, что соавторы ДС называют «словарем племени мумбо-юмбо», делают параллель между нею и героиней ДС весьма близкой. Житейская мудрость Лорелей (так зовут эту особу) сводится к небольшому списку обкатанных банальностей, ловко применяемых ею по всем поводам, например: «Есть предел почти всему», «Все в конце концов оборачивается к лучшему», «Все зависит от судьбы», «утонченный — неутонченный» (refined — unrefined), «исправившийся — неисправившийся» (reformed — unreformed), «чудесный» (devine: Paris is really devine), «полезный для образования» (educational), «быть заинтригованным» (intreeged), «знаменитый тем-то» (famous for), «рискованный» (risquay), «быть ничем — быть всем» (London is really nothing; Brains are really everything), «не иметь никакой почтительности» (to have no reverence), «иметь импульсы» (I am so full of impulses) и т. д. Как видим, язык «людоедки Эллочки» — феномен, спонтанно возникавший в 1920-е гг. в удаленных друг от друга точках культурной карты мира.

22//4

Мрак. — По мнению И. Кремлева, слово позаимствовано соавторами у А. А. Радакова — одного из главных сатириконовских художников. Радаков, сотрудничавший в советской прессе, в том числе в «Гудке», воплощавший живую связь и преемственность между традициями «Сатирикона» и кругом молодых сатириков, был колоритной личностью.

«Как сейчас слышу его любимое словцо, с помощью которого он любил выражать самые разные свои чувства. — Адово! — изрекал Радаков, увидев чей-нибудь отличный рисунок… — Адово! — ругался он, узнав от кассира, что очередной гонорар его пошел в погашение когда-то взятого аванса. Другим словцом, которым Радаков обозначал самые неожиданные свои эмоции, было слово «мрак». — Мрак! — неожиданно бросал он… только для того, чтобы выразить свое неудовольствие недостаточно холодным пивом или переваренными сосисками. В быту Алексей Александрович пользовался удивительно малым запасом слов, и в этом отношении у него было немало общего с