Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В снижении цен нет ничего унизительного» [Сверхштатные мысли, Бу 14.1927].
«Весна и кооператор. — Чорт возьми! Весна кругом — солнышко все выше, воды все прибывают, день — и тот прибавляется, а ты все снижай да снижай…» [рис. Ю. Ганфа; См 13.1927].
«Вокруг снижения. — Товарищ заведующий, у нас потолок в углу протекает. Сахар весь подмок. — Подмок? Ничего! Все равно на него завтра цены снижать» [КН 24.1927].
«— Так вы говорите — у нас ситцу больше нет? — Нет! — И маркизету нет? — Вчера последний продали. — Тогда так и пишите: «На ситец и маркизет цены значительно снижены»» [там же].
«Не в его стиле. [К 1 июня цены должны быть понижены на 10 процентов.] Госкоопторговец: — Не нравится мне этот новый стиль! То ли дело по старому: 1 июня было бы на две недели позже!» [рис. Д. М., Кр 18.1927].
«В ночь на 1 июня (драма кооператора). Он: — Ах! Если бы эта ночь никогда не кончалась! Она: — Неужели ты так меня любишь? Он: — Нет. Но я цены не люблю снижать. А завтра — срок» [рис. Ю. Ганфа, Кр 21.1927].
«Зима! Крестьянин, торжествуя, / На дровнях обновляет путь. /Лошадка, цен снижены чуя, / Плетется рысью как-нибудь» [Стихи Пушкина, идеологически выдержанные Савелием Октябревым, Кр 38.1927].
«Деревенский кооператив с принудительным ассортиментом: Янтарь на трубках Цареграда, / Фарфор и бронза на столе… [далее по Пушкину] — и на все цены снижены на 5 процентов!» [Савелий Октябрев в Кр 16.1927].
Мы все в кооп пойдем / На торгсраженье, / И как один умрем / За цен сниженье [Кампания, Пу 23.1927] — переиначенная песня, о которой см. ДС 5//20.
23//5
Из такой чахлой пустыни, как вздутые накидки на себестоимость, Изнуренков умудрялся выжать около сотни шедевров юмора. — Из пушкинского «Анчара»: В пустыне чахлой и скупой… Источник по ассоциации сообщает ауру ядовитости изнуренковским остротам [Вентцель, Комм, к Комм., 103–104].
23//6
Ипполит Матвеевич покорно отпустил стул и пролепетал: — Простите, недоразумение, служба такая. — «Служба такая» — формула извинения должностного лица невысокого ранга (например, судебного исполнителя) в ответ на жалобы клиента; у Чехова в сходной ситуации оправдывается кондуктор перед пассажиром: «Сами знаете, служба моя этого требует…» [Ну, публика!].
23//7
«А поутру она вновь улыбалась перед окошком своим, как всегда…» — Популярная песенка 10-х гг. о девице, неизменно улыбавшейся, несмотря на ужасающие превратности судьбы, например: И с двадцать третьего этажа / Ее бросают под мотор… / Автомобиль того и ждал, / Бедняжку мигом распластал… Припевом после каждого приключения было: А поутру она вновь улыбалась / Перед окошком своим, как всегда, / Ее рука с цветком изгибалась, / И вновь лилась из лейки вода. Песенка исполнялась в кабаре, в том числе в театре «Летучая мышь» Никиты Валиева, который включал ее и в собственный конферанс [Пяст, Встречи, 199–200; А. Н. Толстой, Егор Абозов, 568; Краснянский, Встречи в пути, 84; Сахарова, Комм. — ДС, 445].
23//8
Дверь прищелкнула медным язычком американского замка и затворилась. — Приключение Щукина — пример известного положения, когда некто, вытолкнутый в неподобающем виде на открытое место, безуспешно пытается спрятаться. Встречается у Боккаччо («Декамерон» VII.4) и у Мольера («Жорж Данден»): оба раза речь идет о ревнивце, которого жена обманом выслала на улицу, не пускает обратно и публично стыдит. В «Пиквикском клубе» [гл. 36] м-р Уинкль выходит из гостиницы на улицу в дезабилье, чтобы отворить дверь, та захлопывается, бедняга мечется перед портшезом дамы на виду у ее свирепого мужа. В «Крошке Доррит» [1.29] служанка Эффери в грозу и дождь оказывается за дверью, не может войти, и оказавшаяся рядом темная личность Риго — подобно Бендеру в сцене с инженером! — применяет «профессиональные» приемы, чтобы впустить страдалицу в дом. На сходном приключении строится завязка романа Марка Твена «Принц и нищий»: принца, вышедшего за ворота дворца, стража не пускает назад, так как на нем лохмотья нищего. В более широком плане сюда относятся мотив одежды, украденной у купающегося (ср. «Роман с контрабасом» Чехова), а также сказочное превращение героя в животное — уязвимое, беззащитное, лишенное прав: осла, птицу, мышь, насекомое и т. п.
23//9
Его фигура осветилась разноцветными ромбами и квадратами окна. Он стал похож на Арлекина, подслушивающего разговор Коломбины с Паяцем. — Девятиэтажный дом, где временно живет инженер Щукин, несомненно, принадлежит к числу солидных зданий «модерн» и «бель эпок», построенных в Москве в первые пятнадцать лет XX в., имевших просторные, хорошо освещенные лестничные клетки с лепными украшениями на стенах и витражами на площадках. Об этом говорит и упоминание о дворнике, живущем в «парадном, под лестницей» (обычное расположение квартиры дворника или швейцара в таких домах), и американские замки на дверях.
Соавторы, видимо, имеют в виду оперу Р. Леонкавалло «Паяцы», однако неточно передают ситуацию: в опере Паяц застигает Коломбину с соперником (Арлекином). То же — в «Балаганчике» Блока, где Пьеро подслушивает разговор Коломбины и Арлекина. Впрочем, в других спектаклях на эту тему роли могли меняться: ревнивым обманутым мужем был Арлекин, а его соперником — Пьеро, как, например, в сценке «Свидание» Бураковского и Голибкена, ставившейся до революции в некоторых эстрадных театрах [см.: Тихвинская, Кабаре и театры миниатюр, 309].
23//10
Он уже повернул в новый пролет лестницы, как вдруг дверной замок нижней квартиры выпалил и из квартиры вышла барышня с балетным чемоданчиком. Не успела барышня сделать шагу, как Эрнест Павлович очутился уже на своей площадке. Он почти оглох от страшных ударов сердца. — Реминисценции из «Преступления и наказания» (Раскольников после убийства старухи), а также из «Про это» Маяковского, где также описывается наводнение в квартире [подробнее см. в ДС 25//5] и где герой подбирается к квартире любимой, «снявши башмаки» и старается «в стенку вплесниться», слыша шаги поднимающихся гостей.
23//11
Кипящие слезы врезались в мыльную корку и прожгли в ней две волнистые борозды. — Комментарий А. Д. Вентцеля: «Явная параллель с лермонтовским «Демоном»: Доныне возле кельи той / Насквозь прожженный виден камень / Слезою жаркою, как пламень, / Нечеловеческой слезой! Читатель может возразить: но ведь слезы Эрнеста Павловича Щукина… прожгли не камень! — Нет, камень, читатель, камень; см. предыдущую страницу: «[Мыльная] пена лопалась и жгла спину. На руках и лице она уже застыла… и стягивала кожу, как бритвенный камень»» [Вентцель, Комм, к Комм., 104].
В туалетный набор