– О святой Михаил! – воскликнул Уильям. – До чего докатился этот мир! Неужели в нем не осталось ни капли чести?

– Чести? – Роберт горько усмехнулся. – Послушай, Уильям…

– Ты же знаешь. Я не могу этого сделать.

– Ты… – на мгновение Роберту изменил голос. – Ты высокомерный засранец! – наконец выпалил он. – Речь идет о Лезбет!

– Я император Кротении. И не могу продать честь моего трона за жизнь сестры, как бы сильно ее ни любил.

– О нет, – тихо проговорил Роберт, наставив на своего брата указательный палец, словно кинжал. – Нет, Уильям. Я собственноручно потоплю эти корабли. Слышишь ты меня или нет? Если понадобится, голыми руками. Тебе следовало отправить Лезбет со всеми остальными. Но вместо этого ты пошел на поводу ее прихоти и разрешил ей встретиться с принцем. Причем заметь, тем самым сафнийским принцем, который продал ее Острбургу.

– Что? – Уильям в недоумении уставился на брата, очевидно полагая, что не совсем правильно понял его слова.

– Как я уже сказал, Острбург не сообщил мне, как ему удалось заполучить нашу сестру. Но я узнал об этом через верных людей. Кое-кого пришлось убить, кое-кого подвергнуть пыткам, но об этом тебе знать не обязательно. Главное – у Острбурга есть враги, весьма приближенные к нему особы, хотя не настолько близкие, чтобы заставить его разоткровенничаться, а жаль. Но мне удалось узнать все, что я хотел. Сафнийский принц, жених Лезбет, неоднократно посещал Ханзу. Его там хорошо знают, он является их тайным осведомителем. Он послал письмо Лезбет, в котором предложил ей встретиться на мысе Странствий, где, по его словам, был вынужден причалить из-за того, что его корабль оказался поврежден. Она поехала, надеясь встретить своего избранника, но вместо него ее поджидал ханзейский корвет.

– Выходит, все это подстроил сафнийский принц Чейсо? И у тебя есть доказательства?

– Доказательства я получил изустно. Но я доверяю своим источникам. Тем более что у меня есть вот еще что.

Он достал из поясного кармана маленькую металлическую коробочку и швырнул ее Уильяму.

– Что это?

Роберт издал странный звук, и Уильям, к своему изумлению, увидел на глазах брата слезы.

– Это ее палец, разрази тебя гром! – Он вытянул свой указательный палец и пошевелил им. – Посмотри на мой. На нем точная копия кольца, находящегося в этой шкатулке. Обрати внимание, мы надели их, когда нам было восемь лет, а после пятнадцати уже просто не могли снять.

Уильям открыл коробочку. В ней лежал изящный женский палец, который к этому времени уже успел почернеть. На нем было золотое кольцо, украшенное завитками в виде дубовых листьев, – точь-в-точь такое, как у Роберта.

– О помилуйте меня, святые души! – Трясущимися руками он захлопнул крышку.

– Кто мог сотворить такое с нашей Лезбет? Нашей милой, жизнелюбивой сестрой? Чуткой и, как никто другой, умеющей сочувствовать? Самой лучшей из всех женщин, Лезбет?

– Роберт, я не знаю. Я… – Король с трудом сдерживал слезы.

– Не утешай меня, Уилм. Вытащи ее. Иначе это сделаю я.

Уильям отыскал чистый бокал. Чтобы успокоить разбушевавшуюся в голове кровь – слепой гнев, который в нем начал вновь нарастать, – ему требовалось еще немного вина.

– Но как, Роберт? Если мы это сделаем, то можем потерять всех союзников. С нами порвет даже Лир. Нет, это невозможно.

– Вот тут ты не прав, – голос Роберта все еще дрожал. – Наши корабли как раз сейчас следуют в Саургское море. Мы посылали их в тайне, помнишь?

– Ну, не такая уж это была тайна.

– Но корабли никто не считал. Только мы с тобой знаем, сколько их было послано. Так вот, можно набрать доверенных людей. Я знаю, где их искать. Они не будут задавать лишних вопросов. Если им хорошо заплатить, они будут держать язык за зубами.

– Ты уверен? – вперив в брата сверлящий взгляд, прошипел Уильям.

– Да. И Острбург получит все, что требует. И винить в происшедшем будут тоже его. Командующие флотом Лира не узнают о наших трудностях и останутся нам друзьями. Об этом я позабочусь, Уильям. Ты же знаешь, как я люблю Лезбет. Я никогда не подвергал риску ее жизнь. Но точно так же никогда не подвергал риску наше королевство.

Уильям вновь отхлебнул вина. Еще немного, и он почувствует, что перебрал, потому что весь мир уже стал для него таким же плоским, как картины на стенах. В таком состоянии он был неспособен что-либо обсуждать. Правда, в данных обстоятельствах, возможно, это было наилучшим выходом из создавшегося положения.

– Сделай это, – шепотом вымолвил он. – Только не посвящай меня в подробности.

– Уже сделано, – ответил Роберт.

– А что касается принца Чейсо… Сейчас же арестуй его и посади в башню Дев. Им я займусь завтра утром.

Воздух над темно-желтым камнем площади Пиато да Фьюсса мерцал, как над раскаленной печью. Жара стояла такая, что даже голуби, которые обычно наводняли всю площадь в поисках крошек хлеба и сыра, где-то попрятались, очевидно, опасаясь опалить себе крылья.

Казио, который не больше пернатых любил солнцепек, совершил над собой героическое усилие, чтобы добраться до тени от мраморного фонтана. Расслабленно прислонился спиной к его спасительным прохладным камням и лишь после этого обвел мимолетным взглядом площадь. Как выяснилось, тех, кто был способен мало-мальски двигаться, можно было по пальцам пересчитать. Несколько часов назад в рыночном городке Авелла жизнь била ключом, теперь же, когда солнце находилось почти в зените, местные жители стали вести себя значительно благоразумней.

Площадь окружала стена трехэтажных зданий из такого же Желтого кирпича. Однако лишь те из них, что стояли на южной стороне, производили скудную тень, в которой ютились лавочники, каменщики, торговцы, стражники и дети Авеллы. Люди лежали, сидели или стояли, облокотившись на стену. Кое-кто из них утолял жажду легким молодым вином «Теро Мефио» и закусывал его кусочками охлажденного инжира. Другие боролись с жарой, смачивая лбы мокрыми тряпками.

Под навесами, у лестниц домов, – везде, где только можно было скрыться от солнца, – тоже собрались небольшие группы людей. Глядя на них, становилось понятно, почему время между полуднем и тремя часами дня называлось «з'онфрос карос» – драгоценной тенью. И почему в городе, где наибольшим спросом пользовалась дневная тень – разумеется, она нередко становилась предметом купли-продажи, – больше всего ценилась тень от фонтана.

Именно тут, под сенью обнаженной, взиравшей на него каменным взором богини и трех нимф, извергавших высокие струи воды, отдыхал от жары Казио. Водная прохлада овевала его смуглое, чрезвычайно красивое лицо и широкие плечи. Ограждавший фонтан мраморный барьер, независимо от времени дня, излучал прохладу, и в его тени могли поместиться максимум четыре человека.