сейчас всё хозяйство твоё отрежу и перед тобой положу, чтоб ты видел, если не будешь отвечать товарищу майору на вопросы. Ты меня хорошо понял?— Рита говорила совершенно спокойно, словно каждый день подобным занималась, да ещё и со своей фирменной улыбочкой. И от этого становилось ещё страшнее. Парень быстро-быстро закивал головой; — Я понял, всё понял. А вы точно не немцы?

— Ты что, дурак?— Рите явно начало это всё надоедать,— Ты где видел немцев в одиночку шастающих по лесу? Тебя как звать то?

— Так это, Сёмка я. То есть Семён. А можно меня развязать, а то рукам больно?

— А дурить не будешь?

— Неа.

Рита развязала парню руки и отвернулась, убирая нож в ножны, чем он и воспользовался, тем более, что открытая кобура у неё на поясе так и манила к себе. Выхватив "вальтер" он отпрыгнул в сторону и вскинув оружие нажал на спуск. "Щёлк, щёлк" сказал пистолет, из которого загодя был вынут магазин. Незадачливый стрелок в недоумении посмотрел на пистолет в руке.

— Товарищ майор,— со вздохом произнесла Рита,— можно я ему хоть шею намылю как следует?

— Не нужно,— я усмехнулся,— Думаю Семён уже всё понял. Будь мы немцами, так давно бы уже его пристрелили, а перед этим на ремни порезали. Ну а ты, дружок, иди сюда, садись и рассказывай. Не то отдам Пуме на съедение,— Рита для убедительности клацнула зубами и заливисто засмеялась, глядя на вздрогнувшего парня.

Увы, но мои ожидания не оправдались. Сёмка не был партизаном, хотя и страстно этого желал. То, что они где-то есть поблизости он догадывался, но лично так и не встретил, не смотря на то, что облазил все окрестные леса. Он, может, так и отправился бы на поиски партизан, но было одно "но". И это самое "но" звалось дядька Панкрат у которого жил Сёмка и который пообещал нещадно выпороть его, если только помыслит о том, чтобы уйти.

— Так то он мне не родной дядька,— рассказывал Сёмка,— Он меня к себе забрал, когда в 31-ом годе мамка с папкой с голоду и от болезни померли. Я тогда совсем малой был, 4 годка только исполнилось, и сам чуть Богу душу не отдал, да как-то выжил. Так с тех пор и живу у него, да помогаю. А выпороть он может запросто. Рука у него тяжёлая, а силушкой Бог не обидел. Да только я всё едино на месте не усижу. Вот ей-Богу уйду с вами в лес. Я знаете уже сколь фашистов набил? Штук 20 точно. Ну, может и не 20, но 10 точно,— он стушевался под насмешливым взглядом Риты,— Ну ладно, пять. Я дядьке говорю, что иду силки проверить, а сам винтовку беру из потаённого места и к дороге, али к чугунке сбегаю. А там стрельну раз-другой и тикать. Пятерых немцев точно застрелил.

— Ну ты прям настоящий герой,— без тени иронии сказал я,— Ты мне скажи, как нам на тот берег реки Березины перебраться? Может знаешь, где лодка есть?

— Знаю, товарищ командир. У дядьки Панкрата. Только вы сами с ним договаривайтесь.

— А далеко до этого твоего дядьки добираться?

— Та ни,— Сёмка замотал головой,— Версты три, может четыре. Быстро дойдём. Мы с ним на самом берегу Бярезины живём. Рыбу ловим, да сдавать отвозим в Шацилки* в комендатуру, али на рынок в Жлобин. Только в город ездить далече и мы редко туда выбираемся. Вы только не подумайте чего. Дядька немцам не служит. А то, что рыбу сдаёт, так на то он сказал, что так надо. За то нам аусвайсы выдали и в город пропуск дали.

(* Шацилки или Шатилки — до 1961 года деревня (городской посёлок с 1956 года) в Гомельской области Белоруссии. В 1961 году городской посёлок Шатилки преобразован в город Светлогорск. )

О том, что дома у Сёмки не всё в порядке стало понятно задолго до того, как мы этот самый дом увидели. Во всяком случае визг свиньи, которой кто-то явно не расслабляющий массаж делал, было слышно издалека. Визг резко оборвался. Сёмка аж присел от неожиданности и скинул с плеча винтовку, которую мы ему отдали.

— Енто чего это, товарищ командир?— он поднял на меня полные тревогой глаза,— Вроде как Машка наша визжала. Чего енто она?

Я взял на изготовку автомат и присев на одно колено кивнул Рите в сторону источника шума. Пума бесшумно растворилась среди подлеска. Прошло чуть больше пол часа, в течении которых я едва не силой удерживал порывающего бежать к своему дому Семёна, когда она так же бесшумно вернулась.

— Там полицаи. Допрашивают какого-то старика,— доложила она,— С вами кто-то живёт кроме тебя и твоего дядьки Панкрата?— это уже вопрос к Сёмке.

— Ни,— он замотал головой,— тильки мы вдвоём.

— Значит допрашивают дядьку Панкрата. Полицаев шестеро. Приехали на двух подводах. Режут всю живность.

— Ясно,— я на секунду задумался,— Сёмка! Ты остаёшься здесь и отсюда ни на шаг не сходишь, пока не позову. Это приказ!

Понял!— парнишка весь как-то подобрался и кивнул.

— Ну а мы прогуляемся. Вперёд!

Как я и предполагал полицаи предавались своему любимому занятию, грабежу. У одной из телег, привалившись к колесу спиной, сидел седой мужчина со связанными за спиной руками и кровоподтёком на лице и с тоской смотрел на то, как их избы через дверь и разбитое окно прямо на землю летит разная домашняя утварь. Прямо напротив него трое полицаев разделывали свиную тушу.

— Пан начальник!— в окне показался ещё один полицай,— Та нэма здесь ничього! Ни грошей, ни ценного!

Тот, к кому обращались из хаты, стоял и курил, лениво посматривая за работой своих подчинённых.

— Лучше ищи!— он замысловато выругался,— Весь дом переверни, но найди! Должны быть гроши!— после этого он повернулся к сидящему на земле хозяину дома,— Ну, что, сам отдашь или нам спалить тут всё? И где этот твой племянник? Куда спрятался? Молчишь? Ну смотри, сам себе хуже делаешь. Помирать тоже можно по разному. Можно быстро, а можно так, что смертушка за избавление покажется.

Что ответил пленник я не расслышал, но его ответ явно не понравился главарю. Он принялся пинать ногами беспомощного старика, что-то при этом злобно приговаривая.

— Работаем! Главного живьём!— бросил я и метнулся влево. Пума начала обходить постройки справа, чтобы незаметно