улыбнувшись сказала Анна Фёдоровна,— И всё же будьте осторожны. У вас нет документов.

Через пару минут из двери выскользнула Рита в красивом платье, в туфлях и в шляпке. На руках белые перчатки до локтя и небольшая дамская сумочка. Яркая помада была не очень подходящей для образа скромницы, но вот для искательницы приключений была самое то. Она взяла меня под ручку и мы не спеша пошли в сторону рыночной площади. Да, немцев в городе было, что называется, дофига и даже чуть побольше. Поэтому внимания на меня особо никто и не обращал. Скорее больше смотрели на Риту, а мне по-тихому завидовали.

Фотомастерскую нашли быстро. За большими стеклянными витринами были выставлены портретные фотографии, а в самой центральной витрине, в обрамлении витиеватой рамки прямо по центру стоял на подставке большой портрет Гитлера. Было хорошо заметно, что стекло на этой витрине гораздо новее других. Похоже его периодически бьют, о чём говорили несколько маленьких стёкол, застрявших в брусчатке под стеной. Вывеска сверху говорила, что перед нами фотоателье Агдашева, а табличка на двери извещала "Nur fur Deutsche" ( Только для немцев).

Я толкнул дверь и первым вошёл в прохладное помещение. Чуть слышна звякнул звонок над дверью и из-за занавески, отгораживающей другое помещение, вышел мужчина на вид лет 30-35.

— Господин майор! Чего угодно?— на немецком фотограф говорил довольно чисто.

— Я бы хотел сделать фото,— так же на немецком ответил я,— Вы ведь господин Агдашев Павел Сергеевич?

— Да, господин майор, это я.

— Вам привет от бабки Аграфены, она прихворала, но велела кланяться,— уже по-русски назвал я пароль.

— Вы ошиблись, я никого не знаю с таким именем,— так же по-русски произнёс он отзыв, после чего быстро подошёл к двери, выглянул из неё на улицу, повесил табличку "Закрыто" и, действительно закрыв дверь на защёлку, вернулся в мастерскую,— Уф и напугали вы меня. Анна Фёдоровна передала, что у неё гости от Панкрата, но мы не ожидали, что вы появитесь вот так.

— Нагло?— хмыкнул я, краем глаза заметив, что Рита заняла такую позицию, чтобы контролировать и входную дверь, и само помещение и закрытый занавеской проход в соседнюю комнату.

— Скорее неожиданно,— фотограф преобразился, во взгляде пропала угодливость,— Так зачем вы искали встречи?

— Мне нужны документы на нас двоих и связь с партизанами. Срочно. Вопрос жизни и смерти сотен детей.

— Вы сказали детей?

— Именно так я и сказал.

— А поподробнее?

— Что вам известно о немецком госпитале в Красном Берегу?

— Не много. Им особо не интересовались. Знаем, что там сборный пункт, на который свозят детей от 8 до 14 лет со всей округи для отправки в Германию. Вы об этом говорите?

— Не совсем,— похоже подполье и партизаны упустили некоторые важные детали,— Это не совсем тот сборный пункт, как вы думаете. В госпиталь свозят детей, чтобы изъять у них кровь для переливания раненым немецким солдатам. Чтобы вам было более ясно добавлю; ВСЮ кровь! Остальных детей отправляют в другие госпиталя, в том числе в Германию, с той же целью.

Фотограф стал лицом словно лист белой бумаги. Похоже проникся.

— Документы вам будут. Сейчас сделаем фото и через день их принесут домой к Анне Фёдоровне. С партизанами сложнее. Придётся обождать как минимум дня три-четыре. Сами понимаете, до них ещё добраться надо а им, соответственно, сюда. Да и не могу гарантировать, что они согласятся на встречу с вами.

— У вас есть контакты в Красном Берегу?— я едва не сплюнул на пол от досады. Время уходило как песок сквозь пальцы,— Дадите мне их и встречу назначим там. Я отправлюсь туда сразу, как будут готовы документы. В отряд передайте, чтобы были готовы в любой момент выступить. Помните, что каждый день проволочки это десяток жизней детей,— пошёл я на шантаж,— Кроме того, по итогам операции в Центр будет доложено о действиях, либо бездействии каждого. На этом всё!

— Я вас понял,— фотограф кивнул,— я передам ваши слова руководству, а теперь пройдёмте, сделаем фото на документы.

Мы прошли в другую комнату, но не в ту, где на треноге стоял большой фотоаппарат. а в следующую. Здесь была что-то вроде фотолаборатории. На столе лежало несколько фотографий, на которые я не обратил внимания. Зато обратила Рита.

— А для чего цифры стоят на некоторых?— она взяла в руки одну из них и протянула мне. На фото были два немецких офицера, позирующих на фоне виселицы с повешенными. Над их головами стояли цифры 1 и 2. На другом фото был запечатлён немецкий офицер, направивший ствол пистолета в затылок женщины с ребёнком на руках, стоящей на краю огромной ямы, заполненной трупами. Здесь над головой офицера была цифра 1, а над стоящими чуть в отдалении полицаями 2, 3 и 4. Я перевернул фото другой стороной. Там под номерами были вписаны фамилии и звания.

— Это фотосвидетельства зверств фашистов,— фотограф скрипнул зубами,— Господа офицеры любят позировать при казнях, а потом приносят плёнки мне для проявки и печати фото. Видимо домой их потом отправляют, чтобы родные гордились ими. Здесь копии их фотографий с их именами. Чтобы потом найти каждого и покарать.

— Сохрани!— я протянул ему фотографии,— Как зеницу ока храни! И документируй всё, что можешь. Тщательно, до мелочей. Это очень важно! Пожалуй важнее этого ничего нет!

https://www.youtube.com/watch?v=iFz_G5nki7o&t=512s

Документы на имя майора Макса Штирлица принесли через два дня вечером. Я даже особо и не думал, когда называл имя, на которое нужно их сделать. И без всяких приставок "фон". Это признак аристократии, а эта братия знает друг друга на десяток поколений в прошлое. Так что тут киношники слегка перемудрили. Рита стала Маргаритой Шварц из фольксдойч. При чём среди моих документов было и командировочное предписание для контроля прохождения грузов на станции Жлобин. Не могу сказать, насколько эти документы пройдут проверку, но хочется верить, что откровенную туфту мне не подсунули. Так же посыльный, парнишка лет 15-ти, представился Григорием и сказал, что проводит нас до Красного Берега.

С Сёмкой мы расстались накануне. Он до самого последнего момента то и дело заводил разговор о том, какой он замечательный стрелок и вообще отличный партизан и было бы не плохо ему остаться с нами. При этом делал жалостливые-жалостливые глаза. Пришлось слегка прикрикнуть на него и напомнить, что он является бойцом подразделения, которым командует