сторонники отделения Церкви от государства, и очевидно, законодательство для нас не призвано как бы то ни было распоряжаться в сфере религиозной660.

Но значит ли это, что «законодательство» не может служить делу Христову и другими путями? Разве оно не может допустить, например, свободу союзов и тем дать возможность рабочим улучшить своё положение, т. е. создать такие внешние условия жизни, которые в общем развитии человечества играли бы положительную роль?

В заключение два слова о «проверке», которую делает г. Езерский. Проверка, как и следовало ожидать, с окончательной наглядностью вскрывает всю невозможность обсуждать данный вопрос, стоя на разных берегах.

Вот как определяет г. Езерский цель Христианского братства борьбы. Цель эта – создание политической партии «для проведения в жизнь принципов Евангелия, в котором основатели Братства видят религиозное освящение социализма и демократизма». Эта цель противоречива сама в себе, по мнению Езерского, потому что за социализмом стоит марксистская теория общественного переворота, которая к религиозной идее нравственного совершенствования личности не имеет никакого отношения.

На это я могу сказать следующее: цель Братства – по мере сил служить возрождению Церкви661, которая одна только может создать, в неведомых нам формах, христианскую общественность662. Братство полагает, что в настоящий исторический момент наилучшим внешним условием для достижения этой вечной цели может служить в сфере политической народовластие, в экономической – социализм663.

Разница политики атеистической и христианской, таким образом, в следующем:

Атеистическая политика говорит: учредите демократическую республику (или конституционную монархию), отдайте землю трудящимся, фабрики рабочим, и начнётся всеобщее благоденствие. Свободная личность разовьётся полно, гармонично, и жизнь станет прекрасной.

Христианская политика говорит: учредите демократическую республику (или конституционную монархию), отдайте землю трудящимся и т. д. – словом, освободите личность; безусловная внешняя свобода – необходимое условие, чтобы всякий свободно и окончательно определился к Добру или Злу, а это самоопределение необходимо для победы Добра над Злом, в которой весь смысл мирового процесса.

Как видите, разница громадная!664

Эту разницу нужно пережить вполне, чтобы не происходило таких недоразумений, как у г. Езерского. Нужно подняться «с другого берега», и тогда станет видно, где соединяются разные берега, они соединяются там, где соединяется момент с вечностью, – в личности Богочеловека.

На общем берегу

(Ответ свящ. К. М. Аггеву и кн. Е. Н. Трубецкому)

Статья уважаемого о. К. М. Аггеева665 «Христианское отношение к власти и насилию»[33] посвящена разбору моей статьи под тем же заглавием, помещённой в сборнике «Вопросы религии».

О. Аггеев призывает меня «к новому обсуждению» сложного и больного вопроса о насилии.

Я совершенно не считаю свою статью в «Вопросах религии» исчерпывающей; больше того, многое в вопросе о насилии мне самому представляется неясным, о многом я даже не вправе говорить, так как далеко ещё не всё продумал до конца. Но многое, и наиболее существенное, вполне для меня определилось. Направление в исследовании, мне думается, взято верно. И потому я с большою радостью готов снова обсуждать мучительный вопрос о насилии, смотря на это обсуждение не как на «полемику», а как на совместную работу.

О. К. М. Аггеев вполне присоединяется к моему пониманию христианского отношения к власти. Только одна деталь вызывает его недоумение: вопрос о неограниченном самодержавии. Он не защитник религиозного отношения к самодержавию и всё же считает критику его, данную Христианским братством борьбы в обращении «К епископам Русской Церкви», неудовлетворительной. Он находит, что в обращении слишком придирчивое отношение к слову «неограниченный». Он не согласен, что всякий, по совести признавший царя неограниченным владыкою, уже тем самым отрекается от Христа, раз и навсегда выбирает себе господина. Он не согласен с тем, что присяга неограниченному царю содержит в себе потенциальное признание, что в случае дилеммы – царь или Бог, выбор может быть только один: царь.

О. Аггеев утверждает, что «никто из подлинно-религиозных людей и искренних исповедников неограниченного самодержавия никогда не понимал слова “ограниченный” в смысле обращения ХББ». Он настаивает на том, что истинно-религиозными людьми самодержавие понимается не в духе «Союза русского народа»666, а в смысле, «какой придаётся этому термину государственным правом».

По этому поводу я могу сказать о. Аггееву следующее.

Ведь совершенно же ясно, что фактически неограниченное самодержавие было совсем не таким, как оно определяется в государственном праве или каким оно рисовалось славянофилам. Такое самодержавие, выражаясь остроумными словами покойного гр. Гейдена667, было только при одном царе – при царе Горохе! А между тем религиозные люди являются исповедниками данного исторического самодержавия. И епископы Русской Церкви, и солдаты, и крестьяне – словом, все, ещё до сих пор отравленные религиозным отношением к самодержавию, понимают его именно в духе русского народа, т. е. именно так, как характеризируется это ХББ в обращении к епископам. Там говорится: «Царь прикажет поклониться идолу или совершить богохульство, то и тут признающий царя своим неограниченным государём должен будет повиноваться согласно обещанию». О. Аггеев спрашивает меня: «Может ли представить В. П. осуществлёнными когда-либо истинно-религиозным человеком эти предположения Братства?!»

Не только могу «представить», но я собственными своими глазами видел, как это осуществлялось, ибо стрельба в своих братьев во имя присяги, не только за страх, но и за совесть, есть именно такое «богохульство». Я собственными ушами своими слышал, как на вопрос: «Ну а что, если царь велит святого расстрелять, расстреляешь?» – солдат отвечал: «Да, расстреляю – присяга»! А три года тому назад, от своего законоучителя, небезызвестного о. И. Соловьёва668, в гимназии я слышал буквально следующее: «Всякому приказанию царя подданные должны повиноваться. Если в этом приказании будет что-либо греховное, за него ответит пред Богом сам царь».

Таким образом, я утверждаю, что неограниченное самодержавие понимается ими, к кому обращалось ХББ, именно в духе «Союза русского народа», а не в духе учебников государственного права или сказочного царя Гороха. А потому и религиозная критика этого неограниченного самодержавия в обращении «К епископам Русской Церкви» должна быть признана правильной во всех своих частях. Поэтому же и заявление о. Аггеева «Я совершенно согласен с В. П.: неограниченное самодержавие в приписываемом ему смысле несовместимо с служением Христу»669 должно рассматриваться как полная солидарность в этом пункте о. Аггеева с ХББ, т. е. «приписываемый ему смысл» соответствует пониманию этого слова и официальной церковью, и громадной частью русского крестьянства, и «Союзом русского народа». Разница с последним только в том, что какой-нибудь Грингмут – защитник неограниченного самодержавия только до тех пор, покуда оно обеспечивает казённые субсидии, а захолустный мужик всерьёз готов за него на