— И ваши материалы, отец Сарфатти, основывались на слухах или были получены от самого Джадвея?

— Все, что я представил суду, получено от самого Джадвея.

Дункан поднял три листа бумаги, один из которых был скреплен сургучной печатью и завязан ленточкой.

— Вы мне передали эти три документа. Это документы из ватиканских архивов?

— Да.

Дункан направился к столу судьи.

— Ваша честь, мне хотелось бы представить суду новые материалы. Я хочу, чтобы они были приобщены к делу в качестве вещественных доказательств.

Барретт и Зелкин обменялись тревожными взглядами.

— Черт побери! — прошептал Барретт, встал и пошел к столу судьи, где сейчас находились Дункан и секретарь суда. Несколько минут судья Апшо просматривал документы, потом их торопливо прочитал Барретт. Наконец секретарь присвоил им номера и они были приобщены к делу против Бена Фремонта и «Семи минут» как вещественные доказательства.

Барретт устало вернулся на свое место.

— Ну? — тревожно спросил Зелкин.

— Дело дрянь.

Окружной прокурор вернулся к свидетелю.

— Отец Сарфатти, вы можете своими словами передать их содержание?

— Да. Первый документ содержит запись телефонного разговора, состоявшегося в Париже между мной и Дж Дж Джадвеем. Я написал ему из Рима, что хотел бы встретиться, но не получил ответа. Приехав в Париж, я несколько раз звонил ему, но не мог застать дома. Потом он позвонил сам, и я записал нашу беседу. Второй документ содержит письмо довольно вызывающего содержания, которое написал мне Джадвей сразу после нашего телефонного разговора. Последний является записью заявления Дж Дж Джадвея, которое было им сделано одному священнику, давно умершему, в Италии. Заявление подписано Дж Дж Джадвеем и заверено нотариусом.

— Подтверждает ли эта информация слова мистера Леру о мотивах Джадвея, которые побудили его написать «Семь минут»?

— На этот вопрос я бы ответил положительно. Да, все наши материалы, в число которых входят и эти документы, позволяют согласиться с мистером Леру. Я должен заметить, что, за исключением этих документов, остальные материалы дела довольно поверхностны. У нас нет никакой информации о семье Джадвея или жизни в Америке, но мы знаем, что он был католиком, обладал аморальными и атеистическими литературными вкусами. Как он мне сам сказал, в его библиотеке были «Мемуары» Казановы и книги Анри Бергсона, Бенедетто Кроче и Карла Пельца, которые запрещены церковью. Однажды Джадвей принял участие в антиклерикальной демонстрации перед собором Парижской Богоматери. Круг его друзей и знакомых состоял из таких же, как и он сам, вольнодумцев, которые почти все время проводили в кафе на Левом берегу. Перед тем как начать жить во грехе с молодой женщиной по имени Касси Макгро, Джадвей встречался с проститутками. Я сомневаюсь, что осуждение церкви послужило причиной его самоубийства. Скорее самоубийство было вызвано отсутствием моральных принципов, что можно видеть на примере его единственной изданной книги. После смерти он был кремирован, и мисс Макгро выполнила его последнюю волю. Прах Джадвея был развеян над Монмартром с воздушного шара. Это печальная история.

Во время выступления отца Сарфатти и особенно во время его последней части Майка Барретта подмывало заявить протест на основании того, что показания священника не относятся к делу, а последняя часть основывается на слухах, но Барретт промолчал. Обо всем этом в зале суда и за его пределами уже рассказал Леру. Протест при таких обстоятельствах может заставить присяжных подумать, что защита пытается заткнуть рот служителю Господа. Как бы там ни было, но Барретт решил молчать и продолжал внимательно слушать.

— Отец Сарфатти, в ваших документах имеется какая-нибудь информация о мотивах, которые заставили Джадвея написать «Семь минут»?

— Только его замечание в письме ко мне, что все религии и институты образования притворяются, будто мир представляет собой огромную коробку с конфетами, тогда как он в своей книге доказывал, что мир — навозная куча, которая может хорошо удобрить правду и произвести на свет красоту, если отбросить фальшь и притворство. Кроме этого, я могу отметить, что его книга, так же как и жизнь, которую он вел в Париже, сами говорят об этих мотивах. Вся его жизнь в Париже была греховной. Можете делать из этого выводы.

— Есть ли в ваших документах факты, которые могли бы пролить свет на влияние Касси Макгро на Джадвея во время написания «Семи минут» или вообще что-нибудь о Касси Макгро?

— Ваша честь, протестую! — прервал прокурора Барретт.

Он не мог позволить, чтобы этот вопрос был высказан до конца, и уж тем более, чтобы на него был дан ответ. Дункану, очевидно, зачем-то вдруг потребовалась Касси Макгро, поэтому он потребовал совещания у стола судьи.

На совещании Дункан попытался связать информацию отца Сарфатти о Касси Макгро с непристойным содержанием «Семи минут». В конце концов, заявил Дункан, Касси Макгро послужила прототипом героини «Семи минут». В своем рвении окружной прокурор даже разделил еще не услышанную информацию на две части.

— У церкви имеется копия свидетельства рождения у Касси Макгро ребенка от Джадвея, — сообщил он. — Девочку назвали Джудит Джадвей. Отец Сарфатти готов рассказать, что мисс Макгро вышла замуж в тысяча девятьсот сороковом году в Детройте и что ее муж погиб в Салерно во время Второй мировой войны. Несмотря на то что ни ее девичье имя, ни имя в браке не были записаны и поэтому нет сведений о дальнейшей судьбе мисс Макгро и ее дочери, я все же считаю, что это поможет жюри…

Он продолжал объяснять причины, а когда закончил, судья Апшо резковато обвинил прокурора в том, что тот пытается представить суду информацию, имеющую косвенное отношение к делу.

— В этом вопросе ваш свидетель не может сообщить жюри ничего ценного, — закончил Апшо. — Я принимаю протест представителя защиты.

Вернувшись на свое место, Майк Барретт услышал, как Дункан возобновил допрос свидетеля.

Барретт прислушался.

— Вы хотите сказать, отец Сарфатти, что представитель церкви встретился с Джадвеем и предложил ему покаяться?

— Совершенно верно. В этом нет ничего необычного, мистер Дункан. Церковь всегда проявляла терпимость к авторам осужденных книг. Часто они приезжали в Ватикан и говорили, что книга написана в доброй вере и что они не сразу поняли свои ошибки. В таких случаях святая инквизиция после опубликования вердикта осуждения добавляла: «Автор покаялся и отрекся от своей книги». Осуждение остается, но книга и имя автора исчезают из списка. Могу привести один пример. Генри Лассер, ортодоксальный католик, написал превосходную книгу о чудесах в Лурде, потом решил перевести на французский язык Евангелие, потому что его не устраивали существующие переводы. Однако он снабдил свой перевод собственными фантазиями. Этот перевод вскоре был осужден и запрещен, но, к счастью, Лассер быстро осознал ошибку. Он изъял свою книгу из обращения и покаялся. Церковь вычеркнула Лассера из последующих изданий списка.