— Покажите им, Львы!

Гисхильда судорожно сглотнула. Она была одной из них. Впервые она не стала противиться этому ощущению. Она стала Львицей! Вдруг… За одну ночь. Это сделал Люк. И Жоакино… И все остальные…

Когда они поднялись к столбу с их знаменем, Джиакомо упал. Первая потеря, а ведь игра еще и не начиналась.

Гисхильда держала посох прямо перед собой — пользовалась им для поддержания равновесия, чему научилась на прошлых играх.

— Нужно занять девятку, — крикнул Жоакино. — Там на каждого придется всего по одному противнику. Тройку мы не удержим. Люк, Бернадетта и Гисхильда, вы остаетесь на тройке и проходите вперед, как только кто-нибудь упадет. Удачи, Львы!

Гисхильда смотрела, как ребята, покачиваясь, побежали по цепям. Каждый шаг отдавался болью в израненных ступнях. Принцесса попыталась сосредоточиться на чем-нибудь другом. На глаза ей попалось лицо Люка с печальными глазами. Интересно, почему он грустит? Уже больше полугода они в одном звене, а она почти ничего о нем не знает. Он рассказывал о себе меньше, чем остальные послушники.

Раффаэль выругался, словно кобольд, и кувыркнулся вниз головой в ил. В тот же миг зазвучали фанфары. Неравная битва против Секир началась. Анна-Мария похромала по доскам к столбу с флагом. Она останется там. Теперь резерва у них нет.

Секиры уверенно приближались по паутине из цепей. Все игроки пошли в атаку. На их лицах сверкали улыбки уверенных в победе ребят. Проиграть этот бугурт хромым Львам просто невозможно.

Люк пошел вперед, чтобы закрыть дырку, образовавшуюся после падения Раффаэля.

— Львы! — раздался с трибун подбадривающий крик Мишель. Она подпрыгивала, словно послушница, выбрасывая вверх руку, и кричала: — Ль-вы! Ль-вы!

Ее сестра, покрытая шрамами — полководец из Друсны, — присоединилась к ее крикам. Им вторили остальные рыцари.

Ряды сражающихся столкнулись. И в первый же миг три Льва упали в ил. Безнадежно! Слишком трудно удержать равновесие. Бернадетта бросилась вперед. Гисхильда тоже попыталась задержать одного из прорвавшихся Секир, крупного парня, использовавшего в качестве оружия мешок с песком.

На глаза навернулись слезы, когда она побежала по ржавым цепям. Утром прошел небольшой дождь. Цепи покрылись тонким сверкающим налетом ржавчины. Влажные повязки на ногах скользили. Умение держаться на цепях было здесь ни при чем. Могло помочь только везение!

Гисхильда не сумела нанести сильный удар, потому что тогда потеряла бы равновесие. Удар просто скользнул по Секире.

— Знавал я младенцев, которые бьют сильнее!

У парня ломался голос. Писклявый голос до смешного не сочетался с массивным телом. Он сделал вид, что хочет стукнуть ее кулаком в живот, а затем ударил мешком в лицо.

— Я заставлю тебя есть ил! — пропищал он.

Из носа Гисхильды потекла теплая кровь. Кончик ее посоха треснул Секиру по подбородку. Мальчик попятился. Она хотела вонзить ему посох в пах, но он принял удар на колено. Воспринимать окружающее Гисхильда была уже не в состоянии. Она знала, что Львы проиграют. Теперь ей хотелось только одного: забрать именно этого гада с собой в ил.

Она раскрутила посох и хотела садануть ему по уху, но противник выставил блок и пнул ее левой пяткой по ребрам. Девочка захрипела, попятилась и получила еще один удар в живот.

Перед глазами заплясали искры. Ноги словно горели. Мешок с песком налетел сбоку и ударил ее по голове. Она замахала руками. Посох выскользнул из рук.

— Лети вниз!

Долговязый размахнулся для последнего, уничтожающего удара. Гисхильда оттолкнулась от цепи, подпрыгнула вверх и саданула его в грудь. И чуть не заплакала от боли: в ноги ей будто вонзили с десяток кинжалов.

Ее противник закачался, отступил на шаг. Нога соскользнула с гладкой, скользкой цепи.

Гисхильда упала, ударилась спиной о цепь, упала набок. Пальцы вцепились в ржавое железо, и девочка застонала от боли. Глаза застилали слезы, но все же она увидела, как упал противник. А потом ее обхватил мягкий черный ил. Объятия земли оказались родными. Боль в ногах отступила.

— Корова безмозглая! — выругался игрок Секир и встал. — Ты дерешься как… как девчонка!

— А у тебя голос, как у девчонки!

— Мы еще встретимся на цепях. И тогда… тогда я с тобой разделаюсь.

Тихонько ругаясь, он побрел прочь. Гисхильде не хотелось вылезать из ила. Немного воняло серой, но в целом было довольно приятно. Еще бы немного побыть здесь, прежде чем присоединиться к остальным упавшим и идти мыться к озеру. Она лежала на спине, раскинув руки.

На трибунах перестали подбадривать Львов. Краем глаза Гисхильда увидела, как их знамя приземлилось в грязь. Ей было все равно. Она победила: утащила одного с собой. Этого было достаточно.

Рот ей закрыла липкая ладонь. Рука обхватила за горло. Она напряглась, собираясь отбиваться. Но напавший был намного сильнее. Ее затянуло в ил. Всего на мгновение. Потом она, отфыркиваясь, снова оказалась на поверхности.

— Тихо, — прошептал знакомый голос. — Не дергайся. Стань с илом одним целым, чтобы нас не заметили. Делай, как делала только что.

Этот голос с чужим акцентом она узнала бы из тысячи, с удовольствием бы вскочила и бросилась эльфийке на шею. Наконец-то она пришла. Сильвина! Принцесса всегда знала, что учительница придет и заберет ее.

Сердце Гисхильды билось так сильно, что ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы не разорвало грудь.

— Наконец-то! Наконец-то ты пришла.

— Путь был долгим, — бесцветным голосом произнесла эльфийка. — Держись от этого ила подальше. Не торчи здесь долго без необходимости. Нехорошее это место. Здесь скрывается что-то древнее… Голодное. Я чувствую его. — Она закрыла глаза. Ее измазанного илом лица почти не было видно. — Слушай меня внимательно, — проникновенно сказала она. — Я буду говорить тебе, что делать. И ты должна слушаться меня, даже если то, что я скажу, тебе не понравится.

Люк все еще хромал. Восемь дней прошло с момента их поражения, а стопы не зажили. Но он уже почти не думал об этом — самый лучший способ избавиться от боли. Сейчас его занимало другое. И он был удивлен тем, насколько охотно Друстан предоставил ему несколько свободных часов, чтобы сходить в библиотеку цитадели. Вообще после наказания магистр стал необычайно приветлив. Может быть, он сожалеет? Или примарх отчитал его за жестокость? Люк видел, что на бугурте они стояли рядом.

Их очередное поражение было крайне неприятно, но он не жалел, что вышел к Гисхильде. Ему было только жаль, что втянутыми оказались все послушники. Они могли бы выиграть… В следующий раз этого не произойдет: в последней битве за их первый год послушничества им придется выступить против Драконов. И все были настолько уверены в их поражении, что среди остальных послушников никто даже ставок не делал. Драконы не проиграли ни единого матча. Всем уже было очевидно, что Львам сорок седьмого набора придется жить с неизгладимым позорным пятном — они не выиграли ни разу. Люк не хотел с этим смириться. Они стали лучше…