Биргитта барабанит пальцами по приборной доске, что-то напевая себе под нос. Сигареты лежат слева от Маргареты, до них можно было бы дотянуться, когда бы не ремень безопасности.

— Ты куда? — ошарашенно восклицает Маргарета, видя, как Биргитта расстегивает ремень. Биргитта не отвечает, а, преспокойно перегнувшись через руль, хватает желтую пачку. Маргарета тормозит так резко, что машину едва не заносит, ее голос перерастает в крик:

— Ты с ума сошла?

Биргитта по-прежнему не отвечает, а все так же спокойно усаживается и снова пристегивает ремень.

— Ты с ума сошла! Мы чуть в кювет не влетели! Господи. Совсем спятила. Прямо истерика.

В пачке последняя сигарета, Биргитта зажигает ее и медленно, блаженно затягивается и одновременно, смяв пустую пачку, бросает на пол. Это сигнал: пусть Маргарета имеет в виду, что курево кончилось, пусть подергается...

— Да, — произносит наконец Биргитта и чуть потягивается. — Кстати, насчет анонимок... Я ведь тоже сподобилась. Кристина и мне прислала письмецо. Там даже ее имя стоит...

— Тогда какая же это, к чертовой матери, анонимка, — шипит Маргарета. — Анонимное письмо как раз тем и характерно, что не знаешь, кто его написал...

Свят, свят, свят... Дамочка уже зачертыхалась. Будь у Биргитты чем писать, она бы, может, нарисовала крест на крыше машины. Она поднимает палец и торопливо выводит им крестик на белой пластмассе, но Маргарета ничего не замечает, она буквально легла на руль и жмет на газ еще и еще. Теперь уже с гарантией за сто тридцать. Засекут менты — и все, прощай права! Первый раз в жизни Биргитта готова была отдать банку пива, а то и две, за то, чтобы на пути возникла полицейская машина.

— В данном случае и на анонимном письме может быть имя, — выговаривает она очень спокойно, старательно подбирая выражения, холодно и взвешенно, как обычно на суде. Жизнь ее все-таки кое-чему научила: в известных ситуациях чем ты спокойнее, тем сильнее сумеешь вмазать.

— Кристина не подписывала письма. Она не писала своего имени. Но письмо-то эта коза написала на собственном бланке!

Блин! Надо взять себя в руки. Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, сжимает кулак и несколько раз ударяет в оконное стекло.

— Ну? — отзывается Маргарета.

Что — «ну»? Биргитта, фыркнув, глубоко затягивается и выпускает дым в лицо Маргарете. Подействовало. На глазах у той появились слезы, она принимается отмахиваться. Чувствительная натура — по крайней мере, для курильщицы.

— Вижу, тебе прямо не терпится, чтобы мы загремели в кювет, — говорит Маргарета.

— Может, заткнешься, — отвечает Биргитта. — А то у меня живот дико разболелся от твоего собачьего тявканья...

Это правда. Чей-то коготь впивается в ее внутренности. Может, та старая крыса-сластена решила наконец разорвать ей кишки. Впрочем, последние тридцать лет Биргитта за сластями не ходила — крысины вкусы, видимо, менялись в ту же сторону, что и Биргиттины...

— Как ты только можешь, — снова начинает Маргарета. — Я ведь на твои штучки больше не поддамся. Ты что, не понимаешь?

Биргитта не отвечает, наклонившись и расставив ноги, — ее рвет.

Когда она снова поднимает глаза, машина стоит. Маргарета заехала на какую-то бензоколонку и вот теперь вытирает резиновый коврик под ногами у Биргитты и шипит:

— Может, ты хоть ноги от пола оторвешь?

Биргитта чуточку приподымает ноги, но тут же опускает их обратно, как только Маргарета вытащила из-под них коврик. Гадство. Такой слабости еще не было. Даже когда она лежала в больнице на капельнице, уколах и всякой дряни.

Маргарета стоит чуть в сторонке возле водопроводного крана и полощет коврик. Дверь машины открыта, Биргитта опирается о приборную доску, потом поворачивается всем телом, чтобы выставить ноги наружу, после чего с трудом встает. Приходится еще постоять, опираясь о машину, чтобы башка перестала кружиться.

— Ты куда это? — кричит Маргарета ей в спину.

Биргитта не отвечает, только делает отстраняющий жест и ковыляет к заправке. Что, уже и в сортир нельзя отлучиться?

Внутри пусто, ни одного посетителя. Одинокий парнишка за стойкой беседует по телефону и торопливо взглядывает на Биргитту. Она тут же подтягивается, выпрямляет спину и закрывает рот, — а что, издалека вполне приличная тетенька. Туалет довольно далеко от входа, и путь туда воистину райский: совсем рядом стоит поднос с пивом — «Голубое Приппа». Биргитта торопливо оглядывается на парня. Воистину есть Бог! Как раз теперь парнишка медленно отворачивается, прижав трубку к уху, наклоняется к окну и выглядывает. Он никак не может ее видеть, ему не видно, как левая Биргиттина рука, выскользнув из кармана, хватает упаковку с шестью банками легкого пива и как потом Биргитта осторожно проскальзывает в туалет.

Когда она возвращается, у прилавка стоит Маргарета и за что-то расплачивается, потом, обернувшись, произносит почти ласково:

— А, вот ты где. Ну что, теперь тебе получше?

Вопрос ответа не предполагает, Маргарета задает его, только чтобы порисоваться перед парнишкой. Так что Биргитта просто молча кивает, сдерживая отрыжку. Да, она в самом деле чувствует себя значительно лучше. Потому что пивко это, конечно, та еще моча, но все равно получше кока-колы без сахара, которую Маргарета подсунула ей в Норчёпинге.

— Хочешь чего-нибудь выпить?

Ясное дело, о какой выпивке речь. О какой-нибудь малиновой шипучке или ситре. Ну хватит, парень уже наверняка усвоил, что Маргарета на редкость приличная дама, так что, сестренка, можешь больше не напрягаться. Биргитта только качает головой и выходит. И шествует к машине как ни в чем не бывало — не, торопясь, но и не особо притормаживая.

Когда появляется Маргарета, она уже сидит чин чинарем на своем месте и даже ремень застегнула. Маргарета, кажется, довольна, она бросает желтую пачку «Бленда» Биргитте на колени и ухмыляется:

— Владей. У меня свои есть.

Ага. И что теперь прикажете делать? Лопнуть от счастья и затянуть хвалебную песню? Или выйти из машины и вываляться в талом снегу и бензиновых лужах в знак благодарности? Конечно, Биргитте случалось в свое время торговать собой. И не раз. Но не такая она дешевка, чтобы продавать свое прощение за пачку «Бленда».

Омерзительна! Знаем мы, кто на самом деле омерзителен. И кто врет направо и налево — и себе и людям.

Пятую банку она вытаскивает из-под куртки только тогда, когда они проехали Линчёпинг, — первые четыре она успела влить в себя прямо в сортире, так что потребность уже не такая острая. Теперь можно позволить себе попить две оставшиеся в свое удовольствие, прочувствовать вкус всем нёбом и не спеша слизывать пену с верхней губы.

Банка издает шипение, как раз когда машина поворачивает. Маргарета цепенеет от этого звука и, забыв, что нельзя отрывать глаз от дороги, а рук от руля, таращится на Биргитту. Несколько секунд они на приличной скорости несутся в сторону кювета, это чистое везенье, что они едут в левом ряду, а в правом, рядом с ними, нет машин.