Он ухмыльнулся, когда увидел, что она села у окна и придерживает соседнее место.

— Доброе утро, — сказал он, усаживаясь. Потом развернул «Мутала тиднинг» на коленях и притиснул, как и ожидалось, ее бедром. Она лишь пробежала взглядом по газетному листу и отвернулась, глядя на моросящий дождь, пока до нее дошло, что именно она только что увидела. Она снова поспешно наклонилась над газетой, у старикашки дух перехватило, когда ее куртка распахнулась, открыв полурасстегнутую блузку и ложбинку между грудей. Да. Все точно. Сегодня пятое октября. Три года как умерла Гертруд. День в день.

— Слушай, — сказала она приглушенным голосом и под прикрытием газеты осторожно положила руку на ляжку Нильссона. Он заморгал и вперился в газету остановившимися глазами, словно нашел что-то невероятно важное, какую-то неслыханно интересную статью, способную перевернуть всю его жизнь. Биргитта стиснула ляжку чуть-чуть сильнее.

— Слушай, как бы мне сегодня слинять пораньше? Чтобы не заметили, а?

Нильссон что-то буркнул и перевернул страницу, он не смотрел на Биргитту, однако казалось, что глаза его вот-вот вылезут из орбит. Биргитта, убирая руку, как бы невзначай провела ею по его бедру.

— Спасибо, — прошептала она. — Какой ты добрый! Этого я не забуду.

Все устроилось, она смогла пойти на кладбище сразу после обеда, пока не стемнело. В прошлом году она выбралась только после конца рабочего дня, летела как сумасшедшая с фабрики в цветочный магазин, но там никак не могла решить, какие купить розы — красные или белые, она мучилась так долго, что на глазах выступили слезы. Когда же она вышла наконец с букетом на улицу, там уже смеркалось и горели фонари. За ее спиной провернулся ключ в замке. Цветочный магазин закрылся. И все магазины закрывались.

Пока она добиралась до кладбища, и вовсе стало темно. Улицы Муталы опустели, эхо шагов Биргитты отдавались от стен, а ее собственная тень то росла, то съеживалась в свете уличных фонарей. Сердце колотилось так, что невозможно было вздохнуть.

Она не решилась войти. На самом кладбище фонарей не было, и поэтому она так и не осмелилась туда войти — только долго стояла у калитки, прижав к груди букет. И вдруг услышала смешок, серебристый женский смех, пробившийся из мрака. Словно кто-то лежащий там, на кладбище, смеялся над ней, кто-то заманивал ее туда серебряным голоском, кто-то, прячущий под саваном нож.

Она швырнула цветы за калитку и кинулась бежать. В общем, вела себя как последняя дура. Но на этот раз все будет иначе.

Нильссон кивнул и повернулся спиной, давая ей улизнуть, — он проследит, чтобы в ее карточке отметили положенное время. Может, в один прекрасный день он потребует расплаты где-нибудь в туалете — но есть за что. И потом, ему ведь нужно только ее тело.

Она помчалась через площадь в цветочный. На этот раз она не будет раздумывать, она уже решила заранее. Красные розы. Ясно же, что на могиле Гертруд должны быть именно красные розы.

Ее нет уже три года, — но Биргитта по-прежнему видела ее каждый день. Она мерещилась в чьем-то затылке на остановке, в движении идущей мимо женщины, в далеком смехе; шаг за шагом Биргитта выращивала в душе надежду, потом резко оборачивалась — чтобы в очередной раз испытать разочарование. Гертруд умерла. Она уже не вернется.

Возле кладбищенской калитки Биргитта остановилась набрать в грудь воздуха. Еще не стемнело, но день выдался серый и туманный. Деревья походили на тени, тучи опускались на них, готовые растворить и поглотить их навеки.

Наплевать. Если что, пусть туча поглотит и Биргитту. Все равно она пойдет к Гертруд. Положит красные розы на жухлую могильную траву, постоит потом, склонив голову и вспоминая.

Эллен удивилась, когда она пришла. Старуха сидела в гостиной и, как всегда, вышивала, и когда Биргитта появилась в дверях, она подняла голову, прищурилась поверх очков и выронила пяльцы.

— Уже пришла?

Биргитта кивнула. Развязывая косынку и расстегивая куртку, пояснила:

— Да. Я пораньше освободилась.

Эллен нахмурилась:

— А ты спросила разрешения?

Биргитта сняла куртку и теперь, подцепив петлю на воротнике указательным пальцем, шла к вешалке в прихожей. Точно, на ужин будут голубцы, запах из кухни ни с чем не спутать. Она вернулась в гостиную и, пригладив волосы, уселась на диван.

— Все нормально. Никто ничего не сказал.

Эллен подняла пяльцы на уровень груди и снова принялась вышивать, продергивая нитку в воздухе мгновенным красным штрихом после каждого стежка.

— У тебя будут вычеты из зарплаты?

Биргитта покачала головой. Нет. Все образуется. Но Эллен не спускала с нее глаз — ее руки продолжали сами вышивать, пока она пристально смотрела на Биргитту поверх очков. Сверлящим взглядом. Так, кажется, Маргарета называла такие взгляды, когда пересказывала истории из своих книжек?

— А почему ты отпросилась?

Биргитта опустила взгляд на свои руки, вдруг заметив, что сидит на самом краешке дивана, словно минутный гость, который вот сейчас подымется и уйдет.

— Хотела сходить на кладбище. Сегодня три года. В прошлом году я ходила после работы, но было уже темно. А в этом решила успеть до темноты.

Эллен кивнула, не сводя с нее глаз:

— Ты купила цветы?

Биргитта кивнула.

— Какие?

А ей какое дело? Это касается только Биргитты и Гертруд. Но отвечать придется, в этом доме всегда приходится отвечать. Биргитта подсунула под себя руки и нехотя сообщила:

— Розы. Три красные розы.

Эллен кивнула. Значит, правильный выбор. Одобренный безоговорочно.

В гостиной сделалось тихо, слышно было только тиканье стенных часов. Биргитта откинулась на спинку дивана и обвела глазами комнату. С тех пор как сама она попала в этот дом, тут ровным счетом ничего не изменилось. Все осталось точно таким же, вся мебель, каждый цветок, каждая безделушка стояли на том же самом месте. Часы тикали в том же темпе, в каком тикали всегда, хотя время остановилось, а дождь барабанил по стеклам так же, как барабанил всегда.

Эллен поправила очки и, схватив ножницы, обрезала нитку, потом окинула взглядом свою работу. Превосходно, как всегда. Кто бы сомневался.

Биргитте вдруг страшно захотелось курить. В сумочке оставалась почти целая пачка «Принца», но не хватало духу за ней сходить. Она никогда не курила в доме Эллен, хотя этого никто особо не запрещал. Может, удастся выскользнуть в сад и там тайком дернуть разок-другой. Она уперлась кулаками в диван и поднялась.

— Куда это ты?

Биргитта снова села.

— Никуда. Просто в Пустую комнату.

Эллен отложила пяльцы и ножницы и сняла очки.

— Погоди-ка. — Она провела рукой по лицу и потерла намятую очками переносицу большим и указательным пальцем. — Мне нужно с тобой поговорить.