Тошан, который научил меня жить в хижине;

Лора, исцелившая меня от ночи!

Мирей, которая балует нас вкусной едой!

Эрмин, рядом с тобой я иду

И мечтаю только о том,

Чтобы мы никогда не расставались!

Шарлотта умолкла, опустив голову. Она была живым олицетворением невинности и доброты. Раздались крики «Браво!» и аплодисменты. Лора тихо плакала, так ее растрогали простые и вместе с тем проникновенные слова. «Исцелившая меня от ночи», — повторяла она едва слышно. Женщина подумала, что сделала в жизни по крайней мере одно доброе дело — заплатила за операцию, вернувшую девочке зрение. Эрмин встала и обняла свою маленькую названую сестричку. Жослин, тоже взволнованный до глубины души, смахнул слезу. Что до Мирей, то она громко шмыгала носом, хотя ее роль в семейной идиллии сводилась к кухонным хлопотам.

— А теперь давайте танцевать! — воскликнул Жослин. — Лора, поставь пластинку «Венские вальсы»!

— Но у меня есть еще один, последний, подарок для тебя, — сказала та дрожащим голосом. — Надеюсь, он понравится тебе не меньше, чем шелковый галстук и фотографический аппарат. Мне немного страшно… Послушай, Жослин… Господь снова соединил нас, и, наверное, он простил наши прегрешения, потому что сделал нам самый ценный в мире подарок. Отгадай, что это?

Озадаченный, Жослин потер подбородок. Эрмин с Тошаном обменялись заинтригованными взглядами. Лора, от природы белокожая, порозовела от смущения.

— Боже правый! — воскликнул вдруг ее муж. — Ты говоришь о двойняшках, о нашей дочери Эрмин? Тогда я не понимаю…

— Мы получим этот подарок скоро, но не сейчас, — сказала Лора, дрожа от волнения. — И я не единственная женщина, которая в сорок лет получает такой дар!

— Лора, о чем ты пытаешься мне сказать? — пробормотал Жослин.

Она бросилась к нему в объятия, в то время как его тело сотрясала крупная дрожь, будто у него был жар. Эрмин догадывалась, что имеет в виду мать. Сердце ее забилось быстрее.

— Мамочка, скажи скорее! — попросила она. — Скажи!

— Может, нужно было выбрать другое время, но сегодня рождественская ночь, ночь чудес, — сказала Лора. — Это немного смешно… Я уже сама не понимаю, смешно или чудесно…

Ошеломленная, Мирей перекрестилась. Тошан онемел от удивления. Шарлотта подбежала к Эрмин.

— У тебя будет маленький братик или сестричка! Идем танцевать!

— Так значит, это правда! Я перестану быть единственным ребенком в семье, — проговорила молодая женщина, не пытаясь скрыть недоверие.

Никогда ей в голову не приходило, что Лора может забеременеть.

«Какая же я глупая, — упрекнула себя она. — Мама еще молода, у нас всего двадцать лет разницы. Господи, кто бы мог подумать!»

Жослин смотрел на жену с выражением глубочайшего уважения и бесконечной любви.

— Ты подаришь мне ребенка! Лора, любимая! — восхитился он. — Боже всемогущий, я снова буду отцом!

Он был глубоко взволнован и не пытался вытирать слезы, текущие у него по лицу. Мирей налила всем джина. Домоправительница, которая тоже разволновалась, вспомнила маленького Жоржа, сына своей хозяйки и Фрэнка Шарлебуа, которому была суждена недолгая жизнь.

«Нужно много молиться, чтобы эта беременность закончилась благополучно», — подумалось ей.

Шарлотта поставила другую пластинку. Гостиную наполнили звуки композиции «На прекрасном голубом Дунае» Штрауса. Это был один из самых известных в мире вальсов. Жослин обнял Лору за талию, и они танцевали между столом и елкой, глаза в глаза. Пришло время для Эрмин кормить своих малышек, и она устроилась с ними на диване. Молодую мать переполняло ощущение глубочайшего счастья. Мукки спал тут же, укрытый покрывалом. Тошан улыбался, играя со своим щенком.

Чуть позже, разрезав кекс на шесть частей, Мирей усадила Шарлотту к себе на колени.

— Что ж, моя куколка, в рождественскую ночь все дети слушают сказку о летающей лодке!

— Я не знаю такой сказки, — зевая, сказала девочка.

— А я знаю, — сказал Жослин. — И в детстве мне всегда бывало страшно, когда я слушал ее.

Лора сжала руку мужа. Пока они вальсировали, она сообщила ему, что ребенок родится в июне, спустя год после их воссоединения. И это показалось ей добрым предзнаменованием.

Мирей убедилась, что все внимательно ее слушают, и торжественно-серьезным тоном стала рассказывать:

— Давным-давно, когда ни Валь-Жальбера, ни железных дорог с автомобилями еще и в помине не было, молодые лесорубы из наших краев ходили искать работу далеко от дома. Накануне Рождества им очень хотелось оказаться у родного очага, сесть за стол с родителями, сестрами, братьями и, конечно, возлюбленными! И вот дьявол предложил им сделку: он отнесет их домой при условии, что ни один из лесорубов не произнесет ругательного слова. Тот, кто нарушит обещание, прямиком отправится в ад. Ну-ка, скажите, знаете вы такого канадца, который не любит крепкое словцо? Вот и наши парни засомневались. И все-таки желание повидать семью оказалось сильнее. Они пообещали не ругаться. Тогда дьявол посадил их в свою летающую лодку, которая повезла их в родную деревню, как раз к полуночной мессе. Страшно было им лететь по воздуху в полной темноте! Одни кричали от страха, другие охали и жаловались. На земле добрые люди, как раз идущие в церковь, слышали эти стоны и крики с неба и поспешно осеняли себя крестным знамением. Летающая лодка между тем продолжала свой путь, и горе тем, кто не смог сдержаться и выругался: никто их потом не видел. Ну, слышал кто-нибудь в рождественскую ночь крики ужаса, доносящиеся с неба? Я, когда была маленькая, слышала, и у меня кровь стыла в жилах. Но я знала, что нужно быстро перекреститься и прочитать молитву.

Шарлотта дрожала всем телом. Она положила голову на плечо Мирей, которая была весьма довольна произведенным эффектом.

— Я всегда буду вежливой, — пообещала девочка.

— Тебе давно пора в постель, — сказала ей Лора.

За окном кружил пушистый снег. Валь-Жальбер почти утонул в нем, будто исчезнув с лица земли. Было тихо и спокойно. Рождественская ночь подходила к концу.

Валь-Жальбер, понедельник, 1 января 1934 года

Первый день 1934 года начался для Эрмин плохо. Одна в своей спальне, она только что покормила двойняшек и чувствовала себя совершенно измученной. По щекам молодой женщины струились слезы отчаяния. Все получалось не так, как ей хотелось бы. На правом соске появились трещинки, причинявшие ей сильную боль. Мазь, которую посоветовала акушерка, не помогала. Каждое кормление стало мукой. Мари успевала взять свое, но Лоранс совсем не набирала вес. По нескольку раз за ночь они плакали от голода, всегда одновременно, и молодая женщина пыталась их накормить, чтобы малышки не разбудили весь дом.

Из-за этого произошли перемены. Мукки уже три дня ночевал в комнате у Шарлотты. Накануне вечером Тошан решил перебраться спать в летний домик под предлогом, что Эрмин будет удобнее, если вся кровать окажется в ее распоряжении.