– Что-то случилось, не так ли? – предположила Черис. Ее голос был мягким, успокаивающим. Он знал, что это преднамеренная манипуляция – как и все манипуляции в исполнении Куджена, – но ему было все равно. – Расскажи.

– Я ничего не помню, – сказал он. – Я имею в виду, в буквальном смысле. Куджен утверждал, что мои воспоминания у тебя. Это правда?

Глаза Черис потемнели, как будто он только что объяснил ей нечто важное.

– Тогда ты должен был получить остальное.

– Он сказал что-то в этом роде.

– Значит, ты – то, что осталось, – сказала она. – Нелегко же тебе пришлось.

– Это не имеет значения, – проговорил Джедао. Он колебался. – У меня был один вопрос, на который ты могла бы ответить… – Это был эгоистичный вопрос, но он подозревал, что это будет его последняя возможность проявить эгоизм в течение долгого времени.

– Я отвечу, если смогу.

– А ты знала… мы знали человека по имени Вестенья Руо? Я не могу вспомнить, что с ним стало.

Черис на мгновение задумалась.

– Думаю, он умер молодым, – ответила она. – Я мало что знаю, кроме этого.

– О, – еле слышно произнес Джедао. По какой-то причине было больно слышать это от кого-то, кто знал наверняка, пусть даже он сам понимал умом, что Руо умер столетия назад. Он попытался представить себе, как все случилось: засада, несчастный случай, что-то еще? Но он не мог вообразить себе друга холодным и неподвижным или лежащим с дыркой в голове, как…

«Прекрати».

– Мне нужно спросить тебя о том, что произошло с Нирай Кудженом, – сказала Черис, дав ему время обдумать услышанное.

И снова этот спокойный голос. Джедао начал испытывать благодарность за это. Он пересказал все, хотя и путано, и ей часто приходилось уговаривать его продолжить разговор, когда он останавливался и смотрел на стену, завороженный воспоминаниями, от которых не знал, как избавиться: игра света на серьгах Куджена, нож Видона, ненависть в глазах Дханнета.

После того как Черис удовлетворила свое любопытство, Джедао отважился задать еще один вопрос.

– Кел, – сказал он. – Как они там?

Черис холодно посмотрела на него.

– Были сложные переговоры, в ходе которых генерал-протектор Инессер приняла их капитуляцию. Она будет хорошо с ними обращаться.

– Спасибо, – прошептал Джедао. – Со мной должен был быть кто-то еще…

– Другая капсула выживания. Да. Вам обоим повезло, что мы не запустили в вас ракеты.

«Повезло» – совсем не то, о чем думал Джедао.

– Коммандер Кел Талау. С ними все в порядке?

– О них заботятся. – Она больше ничего не сказала на эту тему. Возможно, это было все, что она знала.

«Вы тоже от меня освободились», – подумал Джедао об отсутствующем коммандере.

Черис еще не закончила с ним.

– Также любопытно, что твой командный мот вышел из-под контроля. У тебя есть объяснение?

Джедао не осмелился рассказать ей о «Ревенанте». Не в присутствии сервиторов, о чьей лояльности он ничего не знал. У него была заготовлена история.

– Команда взбунтовалась.

Ее брови взлетели вверх.

– Разумеется, нет – они же Кел.

Джедао впервые улыбнулся ей. Вспомнил, как поднялась рука Дханнета, как сверкнуло дуло пистолета. «Никто другой никогда не полюбит тебя», – сказал Куджен.

– Я изнасиловал их командира. Он застрелился.

Хотя Джедао знал, какую ужасную вещь он совершил, он был не готов к силе презрения Черис.

– Ястребиный трахальщик, – рявкнула она. – Полагаю, ты ничего не помнишь и про то, что сделала Хиаз? Что ты когда-то был одной из ее жертв? – Он отпрянул. Она сказала что-то, чего он не понял. Барьер мигнул и погас. Она вытащила пистолет и разрядила обойму ему в голову.

Мир стал черно-красным. Джедао с радостью оставил его позади.

Конечно, он не умер.

Он не позволил бы себе погрузиться даже в царство снов, если бы знал, что не умер. Пули прилетели так внезапно, были такими уместными, что он не сопротивлялся. Приговор оказался мягче, чем он того заслуживал. Он надеялся, что за этим последуют более надежные меры.

Люди, пришедшие после Черис, были добрее. Они говорили тихими, взволнованными голосами. Однажды ему приснилось, что они вскрыли его и собирали по кусочкам его череп, но он возвращал себе форму быстрее, чем они могли работать.

Черис пришла один раз после операции. Он видел ее так, словно она стояла над ним на большом расстоянии. Это тоже казалось уместным.

– Военный трибунал, – сказал Джедао, или подумал, что сказал. – Огонь. – Затем, поскольку выражение ее лица не менялось, и он не смел надеяться на милосердие: – Передайте меня фракции Видона.

Самое худшее – быть изгнанным как еретик.

Инхьенг дал понять, что умирать ему будет трудно. Видона же обладали опытом в поддержании жизни в своих жертвах. Это сочетание, плюс его подноготная, означало, что он будет испытывать сильную боль в течение длительного периода времени.

– Тебе очень повезло, – сказала Черис с прежним холодком в голосе. У него сложилось впечатление, что она не думает, будто он понимает многое из сказанного – и это было правдой. Если уж на то пошло, он был уверен, что она на самом деле не думает, что ему повезло. – Ты уходишь из-под моей опеки. У меня больше нет на тебя никаких прав, и я не собираюсь ввязываться в судебную тяжбу.

Он не знал, что это значит. Он молчал, слишком испуганный, чтобы задавать вопросы. Неужели ему все-таки не удалось убить Куджена? Что теперь сделает с ним гекзарх?

Ее лицо не смягчилось, но она все же немного сжалилась над ним.

– Среди вовлеченных в это дело людей на тебя претендовал гекзарх Шуос Микодез. Он хочет, чтобы ты жил. Такого мнения придерживаются не все. В любом случае, я думаю, мы никогда больше не увидимся. Если случится иначе, предупреждаю: я изучу способы, позволяющие убить тебя навсегда.

Джедао содрогнулся.

– Я рассчитываю на это.

– И еще одно. От имени коммандера Талау, потому что они многое пережили, и я не могла отказать им в просьбе…

Тут Черис шагнула ближе. Она вложила ему в руку маленькую деревянную коробочку. Он уставился на нее: колода карт джен-цзай, принадлежавших Талау.

После того как она ушла, Джедао расплакался.

Гекзарх Шуос Микодез расхаживал по своему любимому кабинету. По одну сторону от него были аккуратно разложены подносы, на которых лежало все – от причудливой пряжи до рыболовных приманок и декоративной бумаги. По другую стояла серебряная орхидея в горшке. Один из цветков покрылся пятнами, но для серебряной орхидеи это не было чем-то необычным. Его стол занимал почти весь угол. Когда-то на нем была зеленая луковица в горшке, но она слишком напоминала Микодезу брата, которого он потерял девять лет назад, и он нашел ей лучшее применение. Над столом светилось изображение странных фиолетовых колонн в мире, который он никогда не посещал, а также обычные дисплеи, информирующие его обо всем – от развертывания тенемотов до оценки морального состояния подчиненных, включая напоминание о следующей встрече с главой отдела пропаганды.