— Говорят, за этим стоит не только политика, — продолжил Ричард Герберт. — Вроде бы и сама девочка не возражает, а король, если верить слухам, сильно в нее втюрился. Юная Елизавета — настоящая красавица. Другое дело, что люди настроены против. Никто не одобряет матримониальных планов Ричарда и не хочет этого брака. Все его единодушно осуждают, называют незаконным и кровосмесительным.

— Такой брак действительно незаконен?

— Я не знаток права, брат, но слышал, что и раньше дядюшки женились на племянницах. Нет сомнений, что за большие деньги соответствующее разрешение может быть получено. Но знаешь, кого эта новость расстроит больше всего? Генриха Тюдора! Небось, бедняга, уже все чулки себе обделал.

— Теперь понятно, почему он неделю назад прислал письмо моей матери, — медленно проговорил Уильям.

— Твоя мать получила письмо от Генриха Тюдора? — Ричард был потрясен.

— Они переписываются время от времени, так, чисто семейные дела. Ты ведь помнишь, Дик, что, когда он ребенком жил у нас в Раглане, она была ему вместо матери, и Генрих с тех пор питает к ней нежные чувства. Его письма приходят через купцов под вымышленным именем, но в них нет ничего изменнического, можешь не сомневаться. Я читаю их все.

— И все равно эта переписка может рассматриваться как измена, — пробормотал его брат. — Удивляюсь, как ты допускаешь это.

— Здесь, в Раглане, нет королевских шпионов, — сказал Уильям. — Мы живем довольно уединенной жизнью.

— Брат, ты женат на дочери короля. Ты хоть это понимаешь?

— Кейт об этом ничего не известно. Я не рассказываю ей о своих делах, а моя преданность не подлежит сомнению. Но я отклонился от темы. Генрих Тюдор опять говорил о своем желании взять в жены нашу сестру Мод.

— Мод? Но наш отец много лет назад запретил ему и думать об этом.

— Так-то оно так. Но сам понимаешь: если Генрих теперь снова возвращается к этому вопросу, то естественно предположить, что он верит в возможный брак короля и Елизаветы и вынужден теперь искать себе новую невесту. Пусть в жилах Мод и не течет королевская кровь, но зато она приведет под знамена Тюдора весь Уэльс.

— Мы не должны ввязываться в такие дела! — рявкнул Ричард. — Надеюсь, твоя мать уничтожила письмо?

— Она его сожгла. Но знаешь, она была немного расстроена. Оказывается, перед смертью отец говорил, что, пожалуй, напрасно возражал против обручения, а она никогда не шла против его воли. Не переживай, я объяснил ей, что брак Мод с Генрихом Тюдором равносилен измене.

— Это точно. И кстати, в такое неспокойное время любая переписка с ним тоже будет считаться изменой.

— Я тебя понял. Думаешь, Ричард и впрямь может жениться на племяннице?

— Не знаю. Уж очень громко люди возражают. Но мне сказали, что он полон решимости. Он больше не ложится в одну постель с женой по очевидным причинам, а если верить лондонским слухам, то просто оставил бедняжку умирать. Говорят, он недоволен тем, что она не способна родить ему еще одного ребенка, и выражает убеждение, что долго она не протянет. Некоторые говорят, что он ждет не дождется ее смерти.

Кейт не могла в это поверить. Перед ее мысленным взором возникли отец и Анна, когда они еще жили в Миддлхеме, — любящая и счастливая пара. Нет, невозможно, чтобы ее муж и деверь говорили о тех же самых людях. Она помнила, что между королем и королевой наступило некоторое охлаждение, но даже это плохо согласовывалось с теми обвинениями, которые она сейчас услышала в адрес Ричарда. Нет, ее отец никак не может быть таким жестоким и бездушным, он совершенно другой. А негодяи и глупцы, как всегда, готовы верить в худшее!

Не в силах больше подслушивать, Кейт на цыпочках отошла от занавеса, поспешила наверх, легла в постель и принялась плакать в подушку. Вскоре появился Уильям. Он заметил слезы на щеках жены. Но, будучи человеком равнодушным и лишенным воображения, не стал задаваться вопросом, что ее расстроило.

Да поможет мне Бог. Теперь я точно знаю, что беременна, и, наверное, уже давно, потому что крови у меня кончились окончательно, а живот все больше округляется. И вскоре после того печального дня, когда у меня состоялось скорбное прощание с Недом и его высокая, стройная фигура исчезла в утреннем тумане, мне приходится просить Эллен все туже зашнуровывать мой корсаж.

— Бога ради, леди Катерина! — восклицает она, когда я прошу ее затягивать шнуровку сильнее. — Это может плохо сказаться на ребеночке.

— Ему это никак не повредило, — заявляю я, скрежеща зубами и стараясь еще больше подобрать живот. — Он впервые шевельнулся неделю назад и с тех пор так и кувыркается, не переставая. Может быть, он шевелился и раньше, но я думала, что у меня несварение желудка.

— Так это не может продолжаться, — предупреждает старая нянька, в отчаянии покачивая головой. — Идите к королеве. Сознайтесь во всем. Она ничего не сделает беременной женщине.

— А что будет, когда ребенок родится? — Меня трясет от страха при этой мысли. Женщины, которые получают помилование по беременности, после рождения ребенка могут быть казнены.

— Не знаю, — признает госпожа Эллен, глядя на меня взволнованным взглядом.

— У меня нет выбора. Я должна как можно дольше скрывать свое состояние, а потом сказаться больной и, когда скрывать дальше будет уже невозможно, попросить разрешения покинуть двор.

Это не единственная моя насущная забота. Наступает день моей встречи с секретарем Сесилом. Встреча назначена по моей просьбе, потому что мне не было выплачено содержание. Вопрос решается быстро и к моему удовольствию, но я все время чувствую на себе недоуменные взгляды сэра Уильяма, а когда деловой разговор заканчивается, он откидывается на спинку стула, складывает руки на животе и смотрит на меня равнодушным взглядом.

— Леди Катерина, — начинает Сесил, — я, и не только я один, замечаю, что вы питаете некоторое расположение к милорду Хартфорду.

— Я действительно испытываю к нему расположение, сэр, потому что он брат покойной леди Джейн Сеймур, которую я все еще оплакиваю. Мы все трое были добрыми друзьями.

— «Друзья» — я бы не использовал это слово для описания того, о чем мне докладывают, — говорит он. — Мне сообщают, что между вами несколько иные отношения. Да что говорить, ваша фамильярность с графом стала уже предметом разговоров, и я должен вас предупредить: было бы глупо продолжать эти отношения без разрешения ее величества. Вы продолжаете утверждать, что между вами ничего нет?

— Ничего такого, чего я могла бы стыдиться, — отвечаю я, жалея, что в прошлом году сэр Уильям не выражался с такой же ясностью, а пытался завоевать наше доверие предложением своей ложной дружбы.