— У этого аура черная, измазанная насилием и деяниями зла. Если ты не почувствовала его у своей двери, то действительно горе ослепило тебя, Феба.

— Тогда будь моими глазами, Майкл.

Он обернулся к Бернардо.

— Не вижу в этом ничего злого, но свою сестру я бы ему не доверил.

Она улыбнулась:

— Красивым мужчинам редко можно доверить сестру, Майкл.

Меня он пропустил и подошел к Эдуарду.

— У этого аура тоже темная, но такого типа темная, как была у Рэнди. Темная, как темны бывают люди, ведшие смертельный бой во тьме. Я бы не хотел, чтобы он оказался у меня за спиной, но здесь он вреда принести не стремится.

Должна признаться, пульс у меня подскочил. Майкл посмотрел на меня, и я, подавив желание отвернуться, встретила взгляд этих слишком проницательных глаз.

— Вот с ней непонятно. Она экранируется, и очень плотно, через эти щиты мне ее не прочесть. Но она сильна, и от нее ощущается что-то, связанное со смертью. Я не знаю, то ли она приносит смерть, то ли смерть сама следует за ней, но она присутствует здесь — как запах.

— На некоторых тяжело ложится рука судьбы, — сказала Феба.

Он мотнул головой:

— Тут не в этом дело.

Он смотрел на меня, и я почувствовала давление на щиты. После истории с Санчесом мне очень не хотелось опускать их снова.

— Майкл, перестань давить на мои щиты. Иначе будет неприятный разговор.

— Извини, — сказал он со смущенным видом. — Но я еще не видал никого, кроме викканцев, кто мог бы от меня закрыться.

— Меня учили лучшие специалисты, — ответила я.

Он глянул на моих спутников:

— Но не эти.

— Закрываться паранормальными щитами копы не научат.

— Они не копы. Во всех в вас есть что-то незаконченное, дикое. Единственный коп, от которого я ощущал что-то похожее, это был внедренный агент, так долго проработавший под прикрытием, что и сам почти стал одним из преступников. Он вышел из той работы живым, но она его переменила. Он стал меньше копом и больше бандитом.

— Ты же знаешь, что говорят на эту тему. Мы почему умеем ловить бандитов? Потому что умеем думать, как они.

— Это умеют почти все копы. Но есть разница между думать, как бандит — и быть бандитом. — Он присмотрелся к нам. — Значки настоящие, но это как надеть поводок на тигра. Тигром он от этого быть не перестанет.

Это было неприятно близко к истине.

Майкл не стал выходить — он счел, что мы слишком опасны. Мы задавали вопросы, но Эдуард не захотел рассказывать о раздробленной челюсти и других фактах, поэтому беседа напоминала поиски в темной комнате. Знаешь, что искомый предмет где-то здесь, но без хотя бы слабого света его можно искать годами.

Я верила, что Феба что-то знает, но нужен правильный вопрос, чтобы до этого добраться. Она не могла сказать, чего именно знает из того, что нам нужно знать, — как-то вот так. Один из наиболее раздражающих допросов, которые мне приходилось вести, хотя я передала управление Эдуарду до того, как совсем вышла из себя. Если бы я была одна, сказала бы я ей все, что — по моему мнению — ей нужно было знать? Возможно. Я почти наверняка разболтала бы ей то, что полиция не считала возможным сообщать гражданским лицам. Это значит, что плохой из меня полицейский? Наверное. А из Эдуарда — лучше? Возможно.

Я уже прохаживалась вдоль дальней стены комнаты. Эта женщина — практиционер магии. И вполне может быть, что она или Майкл в деле замешаны. Не слишком правдоподобно, но… и все-таки я бы ей все выложила. А я всегда обо всем дважды подумаю, прежде чем сделать. То есть так это на меня не похоже, такие похоже… но тогда на кого это похоже?

Тут я его почувствовала — вампира. Я просто знала, что он там, ощущала его.

— Снаружи вампир, — сказала я.

Послышался шорох вынимаемого из кобуры оружия. У меня тоже был в руке «браунинг», но…

— Это вампир хороший или плохой? — спросил Бернардо.

Эдуард подошел ко мне, стоящей возле большого венецианского окна за шторами.

— Ты можешь сказать, кто это? — прошептал он.

Я приложила левую руку к шторе, прижала штору к стеклу, сосредоточилась слегка и прислушалась к поступившему толчку энергии. У меня был выбор: ответить таким же толчком или просто чуть приоткрыться, попробовать на вкус. Я была почти уверена, что это Нечестивец, потому что пришедший не пытался от меня скрыться. Витторио умел скрывать свое присутствие не только от меня, но даже от Макса, а если он умеет скрыть свой энергетический образ от мастера города, то у меня на радаре никак не засветится.

Но лучше все-таки проверить, и я чуть потянулась к этой прохладной силе, веющей кладбищем. Притронулась к энергии, почувствовала вкус силы Жан-Клода. У всех связанных с ним вампиров есть этот привкус — как добавленная пряность.

Потом моя сила коснулась Нечестивца, а его я ощущаю — даже можно было это слово выделить жирным шрифтом. Я чувствовала, как он глядит вверх, будто я там перед ним парю. Будь это Жан-Клод, я могла бы глядеть его глазами, а так — только чувствовать.

— Это он, — тихо сказала я Эдуарду. Все в порядке, он на нашей стороне, хотела я добавить, но не выговорила, потому что в просвет приоткрытых щитов устремилась иная сила, Я забыла про Майкла. Забыла, что он — экстрасенс, а его жрица велела ему прощупать мои способности.

В какой-то момент я застряла между попыткой ощутить вампира снаружи и выгнать колдуна из-за моих щитов. По идее, я должна была просто закрыть просвет, но каким-то образом Майкл его расширил, и это оказался вход в туннель, по которому грузовик проедет. Дверь я бы защитила, а вход в туннель слишком для этого велик. И в туннелях живет тьма.

Клубящаяся тьма двинулась ко мне — я видела ее мысленным взором как облако ночи, готовое пролиться в просвет, и Майкл тоже стоял рядом со мной в этом видении — если это можно назвать видением. Он его тоже видел, и не стал тратил, времени на вопросы вроде «что это?» — он действовал. Он — черный пес, черный человек, и это его работа. Древний-древний обычай: гость не должен пострадать в твоем доме.

В его руке вспыхнуло золотое сияние — будто молния вылетела из ладони, приняв форму меча. Он стоял лицом к лицу с надвигающейся тьмой, держа в руке пылающий меч, и над ним возникла вторая тень — если тень может светиться. Она была больше, чем он, и чем выше поднималась чернота, готовая поглотить место, где мы стоим, тем яснее разгоралось сияние, и на миг я увидела тень огромных огненных крыльев.

Первое, что я подумала — демон. Потом я поняла, что это подсказка разума, но не ощущения. Как ощущается демоническое, я знаю, а здесь этого не было. Ощущалась сила, первозданная, настоящая, и огонь нес разрушение, но это был святой огонь, и только нечестивые должны его страшиться. Однако стоять так близко к пламени и не бояться — на это нужна вера. Насколько же сильна она у меня? Во что я верю, когда взмывающая темнота готова поглотить меня и Майкла, стоящего с мечом и с тенями ангелов за спиной? И всего доля секунды была, чтобы подумать: О Майкл,[3]я поняла!