— Анита, ты велела не посылать никого, кто тебе слишком дорог, и посылать только тех, кто умеет драться. Эти условия отсекают большую часть твоих постоянных. Либо они слишком много для тебя значат, либо их умение драться фартинга не стоит. — На миг послышалась тень акцента, давнего-давнего. — Сумей смирить ardeur, и тебе не придется трогать нас.

— Да не в этом дело, черт побери! Просто я пытаюсь сокращать список, а не расширять!

— Да понимаю я и это. Но ты не только не поддаешься моему очарованию, но и активно сопротивляешься мысли о сексе со мной, что ранит сердце старого вампира.

— Нечестивец, черт бы тебя побрал, заткнулся бы ты насчет раненых чувств?

— Постараюсь изо всех сил.

— Нечестивец…

— Я подожду у машины, возле дома, чтобы не компрометировать ваше расследование.

Он повесил трубку.

— Я не знал, что Нечестивец у тебя в меню, — сказал Эдуард.

— Его там нет.

Эдуард посмотрел на меня, приподняв светлую бровь.

— Не начинай хоть ты.

Я свернулась в уголке сиденья, скрестила руки на груди и позволила себе надуться. Да, это было ребячество, но каждый раз, как мне казалось, будто я обрела контроль над своими силами, мне приходилось разочароваться. Ну не хочу я, честно, расширять список мужчин, с которыми сплю. Почему это я не хочу спать с такими красавцами, которые еще, как правило, великолепны в постели? Потому что, хотя я и выяснила, что сексом с таким количеством мужчин я могу заниматься, «встречаться» с ними я уже не могу. Не могу быть с ними эмоциональным бревном. Я пыталась, безуспешно, но, кажется, я не могу вот просто трахаться и жрать. Жан-Клод был прав, мне нужно либо снизить свою потребность, либо перестать подключать к сексу эмоции. Только я понятия не имела, как это можно сделать. Зачем вообще секс, если он ничего не значит эмоционально? Ну, да, потому что ты — суккуб. Ты умрешь, но при этом высосешь жизнь тех, кого любишь, и они умрут первыми. Что ж, причина достаточная. Наверное, прав Нечестивец; я все еще пытаюсь не видеть, что такова моя реальность.

— Значит, возле дома свидетеля нас встретит вампир? — спросил Бернардо.

— Да. Он подождет у машины, пока мы выйдем.

— А его машина тоже там будет?

— Он туда прилетит.

— На чем… а, прилетит! — Бернардо даже показал руками, как.

— Да, только они руками не машут. Это скорее левитация, чем полет.

— Как Супермен, — пояснил Олаф.

Я глянула на него в полумраке салона:

— Да, наверное. Как Супермен.

— А ты настолько сейчас в шатком состоянии, что тебе нужно, чтобы нас там встретили? — спросил Эдуард.

— Нет, но он прав: уже четырнадцать часов прошло. Скажем так: я люблю тебя как брата, и мне не хотелось бы объяснять Донне и детям насчет табу на инцест.

— Значит, если ты потеряешь контроль…

— Может быть плохо, — договорила я и заставила себя сесть прямее. Не хрен дуться в углу, не маленькая.

— Ты хочешь сказать, что у тебя ardeur может выйти из-под контроля? — спросил Бернардо.

— Да, — ответила я, позволив себе вложить в это слово первую струйку злости.

— И насколько выйти? — спросил Олаф.

— Будем надеяться, что никто из вас этого не узнает.

— Мы возле дома, — сообщил Эдуард.

— Надеваем коповские морды, — бодро заявила я, — и притворяемся, что среди нас нет живых вампиров, питающихся сексом.

— Анита, не надо, чтобы тебе другие копы внушали мысль, будто это плохо.

— Но это действительно плохо, Эдуард.

— Все, что случилось с тобой, произошло потому, что ты пыталась кого-то спасти. Эти вампирские силы — как огнестрельные ранения. Ты на работе получала и то, и другое.

Я всмотрелась ему в лицо:

— Ты и вправду в это веришь?

— Я никогда не говорю, чего не думаю, Анита.

— Ты умеешь врать без запинки, Эдуард.

Он улыбнулся:

— Тебе я не вру.

— Ага, — серьезно согласилась я.

Он улыбнулся уже во весь рост:

— О’кей, почти никогда. — Лицо его стало серьезным. — Сейчас я говорю правду.

— Верю, — кивнула я.

— Я себя чувствую последним вуайеристом, — сказал Бернардо.

Мы оба посмотрели на него, нахмурившись, он поднял руки:

— Ребята, извините, что испортил душевный момент, но честно: хотите говорить по душам — дайте нам сперва выйти из машины Я насчет вуайериста не шутил.

— Выйди, — сказал Эдуард.

Бернардо открыл дверцу и вышел, ни о чем больше не спрашивая. Лицо Олафа отчетливо выступило во внезапном верхнем свете, он смотрел на нас, будто впервые видел.

— В чем дело? — спросила я.

Он покачал головой и тоже вышел, мы остались в машине одни. Эдуард потрепал меня по ноге:

— Анита, я говорил серьезно. Это как ранение или как болезнь, которую заработал на службе. И не позволяй никому действовать тебе на нервы по этому поводу.

— Эдуард, я никогда интимно не прикасалась к Нечестивцу, а вот сейчас он мчится сюда через ночь, чтобы предложить себя для секса, если не больше.

Он посмотрел на меня, сдвинув брови.

— Больше чем секс — ты что имеешь в виду?

— Такое впечатление, что, когда я питаюсь от мужчины из противоестественных видов, они подпадают под мою силу, или что-то вроде этого. Вот почему его брат, Истина, не хочет со мной спать. Боится, что попадет под мою власть.

— И так оно и будет?

— Если да, то не нарочно.

— Насколько ты можешь контролировать этот процесс?

— Недостаточно, — ответила я.

Мы посмотрели друг на друга. Верхний свет постепенно потух.

— Мне очень жаль, Анита.

— Мне тоже. Знаешь, Эдуард, если я не могу ездить без необходимости питаться, то я не могу ездить.

— Мы над этим поработаем.

— Это мне мешает делать то, что требует работа маршала.

— Мы над этим поработаем.

— А что, если не сможем?

— Сможем, — ответил он очень твердо. Я знала этот тон: здесь мне споры не помогут. При таком тоне он ожидал, что ты выслушаешь и сделаешь, что тебе сказали.

Я выслушаю и послушаюсь, но даже великий Эдуард не все может решить. Я бы хотела думать, что он сможет мне помочь работать маршалом, когда мне надо питать ardeur, но есть вещи, которые не починить.

— Пошли допрашивать ведьму.