— Не по правде то, — угрюмо сказал Леонтий. — Не по-ремезовски.

— Молчи, Лёнька! — уже бесновался Семён Ульяныч. — Все молчите! За Петьку всех вас прибью!

— Спасёшь Ваньку — потом хоть прокляни, — вдруг уронила Варвара.

— Не о его вине речь, батюшка, — негромко и рассудительно продолжил Семён-младший. — Его вина при нём. Но он в плену. И там он не покается. Не искупит ничего. Не губи его душу.

— Разжалить меня хочешь, богомолец? — Семён Ульяныч вперился в сына. — Мне моё горе сердце в железо перековало! Мне отмщение, и аз воздам! — прогремел он как поп с амвона и вдруг уставил палец в Машу. — Это Марея вас подговорила! Сестре затычку ищете! На её блуде ваша праведность! — Семён Ульяныч грохнул кулаком по столу. — Машка должна в Киев босой пойти — грехи замаливать, а вы ей срам расчёсываете!

— Да в чём я грешна-то? — зло и дерзко ответила Маша. — В том, что Ваня мне по сердцу, да?

— Он Петьку!.. — уже задыхался Семён Ульяныч. — Сука ты!.. Петьку!..

Ефимья Митрофановна замахала руками на Машу: дескать, молчи!

— Чем я Петьку обижу? — сейчас Маша точь-в-точь была как сам Семён Ульяныч. — Петька меня любил и счастья мне хотел! А я-то жить не должна, да? Мне засохнуть надо, чтобы ты своё горе за срам не считал?

Семён Ульяныч вскочил, но вдруг каким-то чудом толстая и неуклюжая Ефимья Митрофановна оказалась у него на груди, обнимая его и усаживая обратно с девичьей нежностью и любовью.

— Освободи душу, отец, — прошептала она. — Прости их всех. Злобой сердце не вылечить. Прости нашего Петеньку милого, дай ему успокоиться, маленькому, не тревожь его после смерти. И себя тоже прости.

Семён Ульяныч как-то странно выгибался, закидывался в объятиях жены, будто тонул и рвался кверху, а потом, надломившись, опустился на лавку, уронил голову, захлюпал носом и по-старчески заплакал — безутешно, но освобождённо, благодатно, пасхально.

Капитана Табберта очаровала история ханши Сузге.

У хана Кучума, повелителя Сибири, вокруг столицы — городка Искер — располагалось несколько малых дворцов-острожков, и в каждом жила жена. Сузге, юную красавицу, хан поселил в острожке Сузге-тура, что стоял над Иртышом на крутой горе Суз-гун. Потерпев поражение от Ермака, хан Кучум бежал в городок Абалак к жене Самбуле, а Сузге осталась лишь с десятком воинов охраны и слугами. Атаман Иван Кольцо, самый лихой сподвижник Ермака, отправился на Сузге-туру с отрядом в полсотни казаков. Отважная Сузге заняла оборону. Крепостица отбила все казачьи приступы. Кольцо мог бы просто сжечь врагов вместе с домами и частоколами, но узнал, что Сузге прекрасна собою, и решил заполучить её в наложницы. Он честно изложил своё желание в письме и переправил его в неприступный городок. Сузге прочла — и согласилась, но с одним условием: казаки должны пропустить верных защитников её дома на свободу. Кольцо принял условие. С обрыва Суз-гуна юная ханша смотрела, как её воины и слуги загружаются в лодку. Когда парус исчез за дальним поворотом Иртыша, казаки вступили в Сузге-туру. Но гордая Сузге выхватила кинжал и вонзила себе в сердце.

Сия героическая басня, без сомнения, понравилась бы просвещённому европейскому читателю, но увы: Табберт понимал, что легенда о Сузге — слишком мелкий случай, и его не поместить в ту книгу о России, которую он задумал написать. Жаль, жаль.

Работа над книгой у Табберта замедлилась. Тому имелись объективные причины. Ссора лишила его общения со старым Симоном Ремезом — ценным источником сведений. Дуэль с Новицким отрезала Табберта от скрип-тория Софийского двора, откуда Новицкий приносил ему книги. А в хранилище документов Губернской канцелярии Табберта не допускали как иностранца и вообще военнопленного. Но нет худа без добра, как говорят русские.

Табберт решил, что между третьим разделом книги, повествующим о Рюриковичах и царе Грозном, и четвёртым разделом, повествующим о династии Романовых, ему следует написать раздел о Сибири, поскольку сия страна очень важна для Российского государства. Сибирь снабжает казну пушниной, то есть золотом. И это обстоятельство обеспечивает России возможность отличаться от Европы. У России нет нужды приобретать золото в обмен на плоды своего хозяйства, поэтому она может сохранять хозяйство в нетронутом древнем порядке. Ежели бы не меха Сибири, русским царям пришлось бы, как европейским монархам, избавлять крестьян от крепостного состояния и дозволять мануфактуры. Сибирь — ключ к пониманию России. И раздел о Сибири действительно необходим задуманной книге. Табберт был благодарен тем обстоятельствам, из-за которых он как учёный обрёл более глубокое понимание предмета своего изучения. В невзгодах плена капитан Табберт приучил себя находить хорошее даже в самом дурном.

Главной персоной в разделе о Сибири, конечно, был атаман Ермак — эдакий конквистадор, русский Кортес и русский Пизарро. Во имя научной добросовестности исследования капитан Табберт отпросился у ольдермана фон Вреха и предпринял поездки на городище Искер и на городище Абалак, на Баишевское кладбище, где был погребён Ермак, на гору Сузгун и на ханское кладбище Саускан, где находилась могила атамана Богдана Брязги, соратника Ермака. И в оных гишпедициях Табберт обнаружил нечто такое, о чём ему не рассказывал даже Симон Ремез. На Искере, Баише, Сузгуне и Саускане Табберт увидел некие странные сооружения: бревенчатые срубы о четырёх или шести гранях. Они были высотой по грудь человеку. Воздвигли их, без сомнения, местные татары. Но зачем?

Единственным, с кем Табберт мог поговорить, был лавочник Турсун. Табберт спросил его о своих открытиях. И Турсун пояснил: такие срубы называются астана-ми; их ставят на могилах святых шейхов; сам Турсун очень уважает обе астаны Сузгуна и время от времени ходит к ним, чтобы поклониться Хучам Шукур-шейху и жене его Хадбии, а также Мамэ Шукур-шейху и жене его Хадии. Всего же по окрестностям Тобольска рассыпано несколько десятков подобных священных погребений. Благочестивые мужи, что покоятся в этих могилах, триста лет назад принесли в Сибирь ислам. Язычники встретили шейхов с оружием, и на берегах Иртыша разгорелась кровавая война. Почти все шейхи погибли. Но татары почитают могилы праведников, воздвигая на них астаны. Табберт был приятно поражён. Эта угрюмая и неплодородная страна была полна всяких исторических чудес.

— Уважаемый, если твой ум желает обогатиться драгоценными знаниями о тех достойных событиях, — угодливо кланялся Турсун, — то я с почтением могу продать тебе сачару с повествованием о шейхах. Наш аремзян-ский караулчи сделал новую сачару, а старую отдал мне.

Турсун держал в руках какой-то ветхий свиток.

— Мой ум желать, — согласился Табберт.

— Два рубля.

Сачара оказалась рукописью на арабском языке.

— Ты мошенник! — рассердился Табберт. — Как я её читать?

Турсун направил Табберта к тобольскому шейху Аваз-Баки, но шейх отказался помогать неверному. Табберт решительно пошагал в лавчонку коварного Турсуна, чтобы поколотить хозяина. На счастье Турсуна в лавке оказался лекарь Мудрахим, табиб уммы. Мудрахим знал арабский язык и изъявил желание помочь шведу — всего за десять рублей.