После такого заявления в комнате на некоторое время повисла тягостная тишина. Участники этого секретного совещания прекрасно знали Ивашутина и отдавали себе отчет в том, что он никогда бы не сделал подобного заявления лично от себя. А это значит, к силовому решению уже тогда склонялся сам могущественный министр обороны. Не исключено, что через Ивашутина было решено вбросить пробный камень, посмотреть на то, как отреагируют на такой вариант другие члены разведсообщества.

Крючков от своего мнения воздержался — потому что был уполномочен высказать мнение шефа: «Юрия Владимирович считает, что нам не нужно этого делать сейчас».

В итоге обе стороны согласились с тем, что есть серьезные основания для тревоги в связи с положением в регионе в целом и в Афганистане, в частности. Договорились, что следует общими усилиями держать под контролем действия Х. Амина, в особенности его возможные попытки выйти на прямой контакт с американцами. По линии службы активных мероприятий надо продолжать разоблачение вмешательства США во внутренние дела Афганистана, показывать мятежников, как наемников империализма и сионизма (?). Что касается наших войск, то не исключать их возможное десантирование в те районы, где появится угроза жизни советских граждан.

Интересно, что маневры ПГУ в Европе, связанные с подготовкой находившихся в эмиграции парчамистов к будущему новому перевороту, Крючков на этой встрече озвучивать не стал. Эта информация оставалась строго засекреченной даже для коллег из ГРУ.

11 сентября

В этот день Нур Мохаммад Тараки и члены сопровождавшей его делегации возвращались из Москвы в Кабул. В лайнере правительственного авиаотряда вместе с ними летели командированные в Афганистан советники и чиновники различных министерств и ведомств СССР, а также их жены и дети.

Для встречи главы партии и государства в кабульском аэропорту собралось большое число важных людей. Члены ЦК НДПА, министры, руководители силовых структур, послы — все они стремились засвидетельствовать свое почтение товарищу Тараки. Дипломаты, кроме этого, хотели еще и разжиться какой-нибудь информацией о положении в верхних эшелонах афганской власти. Слухи по Кабулу тогда ходили самые невероятные: и о том, что Амин — агент ЦРУ, который вот-вот будет разжалован, и о том, что дни Тараки сочтены, что не сегодня-завтра случится государственный переворот…

Приехал в аэропорт и Александр Михайлович Пузанов — дуайен дипломатического корпуса в ДРА. Вокруг него образовалась группа послов и старших дипломатов из разных стран. Им хотелось услышать мнение Пузанова о том, что происходит в Афганистане. Но совпосол, как всегда, на все вопросы отвечал обтекаемо, использовал формулировки, из которых невозможно было извлечь никакой определенной информации.

В группе приехавших в аэропорт советских дипломатов находились переодетые в цивильные костюмы зенитовцы — их направили сюда с оружием и с нечетко поставленной задачей: наблюдать, действовать по обстановке, не допускать провокаций.

Встречающие толпились на площадке перед скромным зданием аэропорта, смотрели в ясное афганское небо, ждали самолет. Он должен был зайти на посадку с минуты на минуту.

Время посадки «литерного» борта приближалось, но — странное дело — среди встречающих не было «второго человека», фактического главы правительства, куратора вооруженных сил, спецслужб, министерства иностранных дел, главного героя Апрельской революции товарища Хафизуллы Амина. Это вызвало тревожный шепот в толпе. Кто-то из дипломатов начал строить самые невероятные предположения. Неужели уже снят со всех своих постов? Или просто затаился в каком-то специально охраняемом помещении аэропорта и не хочет до поры до времени появляться перед публикой?

Но вот наконец из-за гор показался сверкающий серебром крыльев лайнер. Он вроде бы начал снижаться, но потом, словно летчики передумали, перешел в горизонтальный полет, прошел чуть в стороне от аэродрома и скрылся за хребтом. Через несколько минут самолет опять, кажется, прицелился на посадку и опять ушел на следующий круг. Встречавшим показалось, что двигатели лайнера ревут из последних сил.

Все это было странно. Стояла ясная безоблачная погода, с видимостью, как говорят летчики, «миллион на миллион». На взлетно-посадочной полосе тоже не виднелось никаких препятствий. Но самолет никак не хотел приземляться. Словно какая-то невидимая сила не пускала его к земле.

В толпе перед зданием аэропорта настроение стало еще тревожнее. «В чем дело?» — спрашивали друг друга иностранные дипломаты и советники. И только с третьей попытки самолет с товарищем Тараки на борту смог точно приземлиться на взлетно-посадочную полосу и стал подруливать к стоянке. И буквально в эти же минуты к аэропорту подкатил «Фольксваген», из которого стремглав выскочил Хафизулла Амин. Он быстрым шагом, почти бегом устремился к группе встречающих и в самый последний момент успел занять свое место у заранее расстеленной ковровой дорожки.

Тараки, как и положено, первым сошел по трапу, прочно держа на лице свою обычную сияющую благодушием улыбку. Подойдя к подобострастно выстроившимся соратникам, он заключил в горячие объятия своего «верного ученика». Правда, впоследствии кое-кто из находившихся тогда рядом утверждал, что, увидев в шеренге встречавших Амина, вождь вначале опешил. Словно это стало для него неожиданностью. Но зато внешне, издалека все выглядело, как обычно: «ученик» в благодарном поклоне облобызал руку «учителя», они обнялись, словно самые близкие родственники. «Я надеюсь, все здесь?» — спросил Тараки, видимо, имея в виду опальных министров. «Не волнуйтесь, — заботливо взял его под локоть Амин. — Все на месте. Все с нетерпением ждали вашего возвращения».

С другими руководителями государства и партии Тараки сдержанно обменялся рукопожатиями и имитацией поцелуев. Затем бодрой, пружинистой походкой он направился к группе иностранных дипломатов. Крепко, с большим чувством потряс руку советскому послу. Поприветствовал руководителей дипмиссий других государств.

После протокольной церемонии встречи президентский кортеж отбыл во Дворец народов, где должно было пройти совместное заседание ЦК, Ревсовета и правительства. Тараки и Амин ехали в одной машине.

Но что же произошло в тот день в кабульском аэропорту? Отчего так припозднился Амин? Почему так долго кружил в небе над афганской столицей правительственный лайнер? Потребовалось время, чтобы получить ответы на эти вопросы.

Оказывается, премьер был предупрежден о том, что при его появлении в аэропорту группа специально подготовленных офицеров — сторонников мятежной «четверки» — откроет автоматный огонь с целью физического уничтожения первого министра. Трудно сказать, насколько реальной была эта угроза, но Амин распорядился, чтобы верные ему люди произвели тщательную зачистку всей территории, прилегающей к зданию аэровокзала, и заменили охрану на трассе, ведущей от него к центру города. Всех подозрительных лиц было приказано хватать без разговоров, обыскивать и изолировать до получения дальнейших указаний. Причем делать это следовало аккуратно и незаметно, чтобы избежать ненужных разговоров. До тех пор, пока глава правительства не получил заверений в том, что аэропорт и трасса взяты под контроль, он не покинул своей резиденции. Когда же такой сигнал поступил, Амин, не мешкая, вскочил в неприметный «Фольксваген» и без всякой охраны, сам за рулем, помчался встречать «любимого учителя».