Все это показывали ей руны. Руны знали.

Элис гнала лошадь через лес. Животное понемногу уставало, и в итоге она остановилась, чтобы лошадь отдохнула и попаслась. Стояла чудесная весна, в лесу было полно цветов, в воздухе разли­вались густые ароматы только что распустившихся листьев клена, березы и дуба. Солнечные лучи пробивались сквозь листву, отче­го воздух делался похожим на воду; светлые стволы деревьев по­блескивали в густой зелени, как чешуя серебристых рыбин, бурый лишайник, который покрывал упавший дуб, напоминал позолочен­ную кольчугу, желтые и белые цветы танцевали на ветвях, как буд­то подхваченные невидимым течением.

Она вдруг вспомнила о том, что недавно пережила на морском берегу. Все тело болело, кожу изрезали веревки, от соленой воды она чесалась. И еще ужасно хотелось пить. Элис озиралась по сто­ронам, высматривая воду. Ручья она не заметила, однако в лесу было влажно, недавно прошел дождь. Она слизывала капли воды с листьев, а когда набрела на грязную лужицу, то припала к ней и ла­кала, как собака. Элис настолько обессилела, что не могла добыть никакой еды. От усталости ей мерещились под деревьями призра­ки. Ей казалось, что она улавливает движение, слышит голоса. На­пуганная всем этим, Элис снова села на лошадь и медленно двину­лась через лес.

Перед глазами мелькали зелень и золото; она припала к конской гриве, на мгновение стряхнула с себя сонливость и выпрямилась, потом снова упала на шею лошади. В какой-то миг ей показалось, что надвигается опасность, руны оживились, и всю усталость как рукой сняло. Но лошадь спокойно шла дальше, Элис расслабилась и начала дремать. Что-то разбудило ее. «Лошадь остановилась», — поняла Элис. Было холодно, хотя низко висящее солнце заливало деревья ослепительным светом.

— Он меня сожрет!

Голос был жуткий, гортанный. Элис окончательно проснулась. Волк стоял перед ней, и его громадные челюсти были испачканы человеческой кровью.

Элис резко развернула лошадь и поскакала от зверя, но спастись ей не удалось. Чудовищный Волк нагнал ее, прыгнул сзади, схватил и стащил с лошади на землю. Когда она упала на лесную подстил­ку, вся усталость, которую она старалась не замечать, как будто ра­зом навалилась на нее, и Элис провалилась в беспамятство.

Когда она пришла в себя, лошади нигде не было, а зверь стоял над ней на всех четырех конечностях, придвинув огромную морду к ее лицу.

— Он меня сожрет! — повторил голос. Этот голос напоминал грохот градин и скрежет корабельного киля по песку.

Элис была не в силах говорить. Она искала руны. Их нигде не было. Кажется, они сбежали при виде Волка.

Она пыталась отодвинуться от зверя, но он держал ее за ногу своей здоровенной рукой с когтями.

— Я боролся, — сказал зверь. — Разве ты не узнаешь меня?

— Ты чудовище.

— Я Жеан, исповедник. Я пытался помочь тебе, спасти от того, кто гонится за тобой.

— Тогда почему ты не убил его на берегу?

Зверь склонил голову.

— Я видел только тебя. Тебя. Я старался тебя защитить, но я не мо­гу быть рядом с тобой. Гнев, который я испытываю, пожирает меня.

Волк встал на ноги и развернулся, как будто собираясь уходить, потом упал на четвереньки, рыча и щелкая зубами, словно на докуч­ливую муху. Потом он сжался в комок и проворчал сквозь стис­нутые зубы:

— Уходи от меня. Уходи, потому что внутри меня живет Волк и я не могу его удержать.

— Тогда зачем ты пришел?

— Увидеть тебя. Прикоснуться к тебе.

Элис посмотрела на зажатый в руке камешек. Ворон удлинил ко­жаный ремешок, чтобы его можно было надеть на шею Волка. Она не верила, что от этого будет польза, но выбора все равно не было. Элис двинулась к скорчившемуся перед ней зверю. Он сидел на кор­точках, волнуясь, словно пес под столом, который боится, что кто-то отнимет у него кость. Она протянула руку, чтобы надеть камень ему на шею, но зверь оскалил длинные желтые зубы. Элис отшат­нулась. От его дыхания разило запахом смерти.

Он заговорил гортанным голосом, который походил на хруст разрываемых связок:

— Я это не надену. «Не делай себе кумира и никакого изображе­ния того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ни­же земли. Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня. И творящий милость до ты­сячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои»[27]. Сми­луйся надо мной, Господи! Смилуйся!

Она протянула руку, чтобы утешить огромного зверя, но он от­прянул в сторону, перекатился и щелкнул зубами. А потом кинул­ся на нее с ошеломляющей быстротой. Он опрокинул Элис на землю, несколько мгновений нависал над ней, завывая, а потом метнулся в лес. Несколько прыжков — и он исчез. Элис осталась одна посре­ди дикого леса, где уже сгущались сумерки, голодная и замерзшая. Но в следующий миг она вдруг была уже не одна, она уже не стра­дала от голода, приятное тепло разлилось по телу. Мысленно она увидела, как восходит солнце, наполняя лес ясным чистым светом, она увидела след Волка в темноте, отчетливый и яркий. Это руна зажглась внутри нее.

Элис пошла по следу между деревьями. Она знала, что сейчас ночь, но то была не совсем ночь. Свет в ее сознании озарял все вокруг, и видно было как днем, однако от этого ночной лес никуда не исчезал. Элис как будто шла разом по двум лесам, светлому и тем­ному, существуя в двух разных мирах.

Она шла все дальше и дальше, упиваясь ароматами весеннего леса: сырой земли, травы и смолы, которая прилипала к рукам, ког­да она касалась стволов деревьев. В темноте летали ночные бабоч­ки, какие-то зверьки рыли норы и вздыхали глубоко под землей. Когда небо из черного сделалось серебристым, зазвучало птичье пение, в воздухе потеплело и лучи света начали проникать меж­ду деревьями.

На спящего Волка Элис наткнулась сразу после восхода. Он улег­ся под поваленным деревом и забросал себя землей. Спящий Волк, кажется, не наводил на руны такой ужас, как Волк бодрствующий. Движущиеся и сверкающие символы заполняли ее сознание. Элис поглядела на камешек-амулет. Как и та ночь, когда она видела, слов­но днем, подобно волку, который был человеком, он имел двой­ственную природу. Это был камень с нацарапанной на нем волчьей головой, но еще это был сгусток тьмы, как будто взятый с ночного неба, и этот сгусток был куда больше того камешка, который она видела в реальном мире.

Элис понимала, что это магия, она знала, что магия греховна, од­нако руны наполняли ее восторгом и возбуждением. Она чувствова­ла себя невероятно сильной, хотя вокруг нее оживал мир ночных кошмаров, которые снились ей с самого детства: деревья походили на резные скульптуры, а не на живые деревья, небо было как будто из металла, похожее на крышу дома, а не на привычный небосклон, трава торчала, словно сделанная из черного стекла. Но Элис не боялась. Она чувствовала себя в этом месте между реальностью и на­важдением вполне уютно, потому что ее путь направляли руны.