Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но греческие слова и представления достигли Латинян во времена в высшей степени дикие, когда нации были настолько замкнуты для чужестранцев, что, по словам Ливия{521}, во времена Сервия Туллия не только сам Пифагор, но даже его знаменитейшее имя не могло дойти от Кротоны до Рима через многочисленные и разнящиеся по языку и обычаям нации. Именно из-за этой трудности мы и просили выше об одном постулате: мы внесли то необходимое допущение, что должен был существовать какой-то греческий город на берегу Лациума, впоследствии похороненный во тьме Древности; он научил Латинян буквам, которые, как рассказывает Тацит{14}, первоначально были похожи на самые старые буквы Греков; это является сильным доказательством в пользу того, что Латиняне получили греческие буквы от Греков из Лациума, а не от Греков Великой Греции, и еще того меньше – от Греков заморской Греции; с последними они начали знакомиться только со времен Тарентской войны, вызвавшей вскоре войну с Пирром; ведь в противном случае Латиняне пользовались бы позднейшими буквами Греков, а не придерживались бы первых, самых древних греческих букв.
Таким образом, имена Геркулеса, Эвандра, Энея проникли из Греции в Лациум на основании следующих обычаев наций. Во-первых, во времена своего варварства нации любят свои туземные обычаи; когда же они начинают изнеживаться, то им доставляет удовольствие как иностранная торговля и моды, так и чужестранная речь; поэтому Латиняне сменили своего Бога Фидия на Греческого Геркулеса, и вместо туземной клятвы mediusfidius они ввели mehercule, aedepol, mecastor. Во-вторых, вследствие уже многократно упоминавшегося тщеславия, свойственного нациям, наклонности кичиться славным чужестранным происхождением, в особенности там, где у них не было никакого повода видеть его в своих варварских временах (почему во времена вернувшегося варварства Джан Виллани рассказывает, что Фьезоле был основан Атлантом и что в Германии царствовал Троянский царь Приам{522}), то Латиняне охотно перестали признавать Фидия, своего истинного Основателя, ради Геркулеса, истинного Основателя Греков; и также они заменили характер своих пастушеских поэтов Аркадянином Эвандром. В-третьих, там, где нации наблюдают вещи чужестранные, которые они, конечно, не могут объяснить своими туземными словами, они по необходимости пользуются словами чужестранными. Наконец, в-четвертых, ко всему этому присоединяется то свойство первых народов, которое было рассмотрено выше в главе о «Поэтической Логике»: первые народы не умели абстрагировать качества от объектов, и именно потому, что они не умели их абстрагировать, они вместо качеств называли самые объекты; определенных доказательств этому у нас достаточно много в латинской речи. Римляне не знали, что такое роскошь; впоследствии, когда они заметили ее у Тарентинцев, тогда они начали называть Тарентинцем всякого[215] пахнущего духами. Они не знали, что такое военные стратегемы; впоследствии, когда они заметили их у Карфагенян, они стали называть это punicae artes[216]{523}. Они не знали, что такое спесь; впоследствии, когда они заметили ее на Кампанцах, они стали говорить supercilium campanicum{524} вместо того, чтобы сказать «спесивый» или «гордый». Так, Нума и Анк были Сабинянами, ибо тогда еще не умели сказать «религиозный человек», а этими последними обычаями славились Сабиняне. Так, Сервий Туллий был Греком, ибо они не могли сказать «хитрый» (немые, они должны были сохранять такое представление до тех пор, пока Греки не узнали по побежденному ими городу то, о чем мы сейчас говорим); его называли также рабом (Servius от servus), так как они не умели сказать «слабый», ведь он предоставил плебеям бонитарную собственность на поля первым Аграрным Законом, как было показано выше (может быть, за это он и был убит Отцами); хитрость же есть свойство, вытекающее из слабости, а такие нравы были неизвестны римскому прямодушию и доблести. Поистине великое бесчестие наносят Римскому Происхождению и сильно оскорбляют Мудрость Основателя Рима, Ромула, тем, что полагают, будто Рим не имел достаточно Героев, чтобы избрать из их числа Царя, так что он должен был переносить царствование презренного раба; эта почесть, оказанная Сервию Туллию Критиками, полагавшимися на Писателей, похожа и на другую, нижеследующую: уже после того, как Рим основал могущественную Империю в Лациуме и совершенно разрушил все Тосканское Могущество, Критики заставляют Римлян, как беззаконных варваров, ходить в Италию, в Великую Грецию, в заморскую Грецию на поиски законов, чтобы учредить свою свободу, – и все это только для того, чтобы поддержать доверие к Мифу о Законах XII Таблиц, пришедших, якобы, в Рим из Афин.
Опираясь на все до сих пор рассмотренное, можно показать, каким образом Эней прибыл в Италию и основал там племя Римлян в Альбе (от нее Римляне вели свое происхождение). Такой греческий Город, находящийся на берегу Лациума, был греческим городом, из Азии, из-под Трои, но он был неизвестен Римлянам до тех пор, пока из глубины суши их завоевания не распространились до близлежащего моря. Завоевание берега было начато Анком Марцием, третьим Римским царем; он положил начало Остии, самому близкому к Риму приморскому городу а когда Рим впоследствии непомерно разросся, то она стала в конце концов его портом. Таким образом, как Латиняне приняли под свое покровительство Аркадян (беглецов суши), так они впоследствии приняли и Фригийцев (беглецов моря) и по героическому праву войны разрушили их города: так Аркадяне и Фригийцы (под влиянием двух анахронизмов – Аркадян относили во времена более поздние, а фригийцев во времена слишком ранние) спаслись в Убежище Ромула. Если же ход событий не таков, то Происхождение Римлян от Энея должно ошеломить и поставить в тупик всякое понимание, как мы указывали в Аксиомах{525}; таким образом, чтобы не быть ошеломленными и не оказаться в тупике, Ученые, начиная с Ливия, считают это предание просто Мифом, не замечая того, как мы сказали выше в Аксиомах{526}, что Мифы должны были иметь какую-нибудь общественную основу истины[217]. Ведь именно Эвандр, столь могущественный в Лациуме, оказывает приют Геркулесу за пятьсот лет до Основания Рима, а Эней основывает Царскую Династию Альбы (которая за время четырнадцати царей достигла такого блеска, что стала столицей Лациума), тогда как Аркадяне и Фригийцы, так долго скитавшиеся, спасаются в конце концов в Убежище Ромула! Разве могли из Аркадии, страны, лежащей в глубине Греции, пастухи, по самой своей природе не знающие, что такое море, переплывать столь большое расстояние и проникать в глубь Лациума, если Анк Марций, третий Царь после Ромула, был первым, выславшим колонию к близлежащему морю[218]? И разве могли Аркадяне рассеяться вместе с Фригийцами за двести лет до того, как даже самое имя Пифагора, знаменитейшее в Великой Греции (по суждению Ливия{527}), не могло проникнуть через множество различающихся по языку и по обычаям наций из Кротоны в Рим? И разве через четыреста лет после этого Тарентинцы знали, что такое Римляне, уже могущественные в Италии?