Неожиданно я почуяла — воздух вокруг меня сгустился самым непостижимым образом, уподобляясь вязкому киселю, липкой субстанцией обволакивающему не только тело, но и разум. Мною овладели лень и апатия, резко потянуло в сон. Прямо передо мной находился незначительный участок аллеи, расположенный между двумя скамейками и как будто бы выпадающий из общего фона ухоженного городского парка. А все странные ощущения начались сразу же после того, как я вступила в зону этого аномального участка. Дорожка опустела стремительно.

Чувствуя присутствие негативной энергии, незримым куполом накрывшей пространство вблизи скамеек, гуляющие по аллее туристы испуганно сбежали прочь, почти не отдавая себе отчета в своих неясных, словно кем-то навязанных ощущениях. Но я же, напротив, не могла не заметить возникшего из ниоткуда насильственного прикосновения чужой воли, уподобившегося холодной ладони, легшей на мой затылок и настоятельно побуждающей меня продвигаться вперед. Не задумываясь над тем, что именно делаю, и как бы плавая в полусне, я, словно сомнамбула, шла на беззвучный зов, властно приказывающий: «Сюда, иди сюда!» Между скамейками возвышался потухший фонарь, а прямо под ним, на мерзлой земле, замотавшись в ворох пестрых тряпок, скорчилось тощее существо, принятое мною за бродячую старуху-побирушку.

На подгибающихся, враз ставших ватными ногах я подковыляла к нищенке, испытывая боль во всем теле и почти теряя сознание от разрывающего голову звона, звучащего у меня в ушах. Расслабившиеся слюнные железы работали, будто два кингстона, грозя затопить рот, и мне приходилось поминутно сглатывать, ощущая присутствующий в слюне горький привкус желчи. Наверное, я еще никогда в жизни не осознавала себя настолько больной, куда уж там нескольким утренним похмельям или симптомам стабильно подцепляемой мною ангины. Но тем не менее я подошла к попрошайке почти вплотную и зачарованно воззрилась на крючковатый, усыпанный бородавками нос, торчащий из обматывающего ее лицо платка. Старуха выпростала из-под складок одеяния свою руку, прикрытую грязной нитяной перчаткой, и требовательно побренчала помятой жестяной чашкой, в которой сиротливо перекатывалось несколько мелких монет.

— Сейчас! — с пониманием вскрикнула я, суетливо роясь в кармане куртки. «Очевидно, — мелькнуло у меня в мозгу, — бабка владеет настоящим цыганским гипнозом и пользуется им вовсю, принуждая прохожих подавать ей посильную милостыню. Почему только я чувствую себя так плохо? Уж не заболела ли я?»

Торопясь поскорее избавиться от тягостной сцены, я вытащила приличную пачку денежных купюр и потянулась к чашке для подаяний, намереваясь отдать старухе все свои деньги, чтобы тотчас же сбежать прочь. Но не тут-то было! Нищенка издала протестующее ворчание и негодующе покачала головой. А затем она рывком сдвинула край своей широченной юбки, и я увидела россыпь различных предметов, разложенных на рваной тряпице. Я присела на корточки и всмотрелась в выставленный товар, понимая: у меня не выпрашивают подачку — от меня ждут покупки.

Находись я в более адекватном состоянии, то непременно впала бы в шок от потрясающей воображение роскоши предложенных мне вещиц, ну никаким приемлемым образом не способных попасть в лапы обычной нищенки. Но, пребывая в полуобмороке, я оказалась способна лишь слепо водить пальцами над товаром старухи, играя в детскую игру «тепло — холодно» с той лишь разницей, что правильные ответы мне диктовались извне. Кинжал — «холодно», прозрачный кристалл — «холодно», две необычной формы заколки для волос — «тепло», кольцо — «холодно», что-то странное, шипастое, на длинной цепочке — «тепло», гребень — «холодно», здоровенный браслет — «тепло»… Подрагивающей от волнения ладонью я сгребла «теплые» предметы, то ли выбранные мною самостоятельно, то ли подсунутые мне специально, и бросила старухе пачку евро. Тряпки довольно всколыхнулись, и до меня донеслось издевательское хихиканье. Действуя рефлекторно, я симметрично вколола в волосы две изукрашенные каменьями заколки, разместив их над ушами, и защелкнула на своей правой руке браслет, имеющий форму щитка, закрывающего весь участок от запястья до локтя. Шипастое кольцо я надела на конец косы. Прикрепленная к нему серебряная цепочка вдруг, словно живая, зазмеилась вверх по косе и достигла затылка. Я ощутила болезненный укол, будто в кожу головы воткнулась острая игла, и ошеломленно моргнула…

Старуха исчезла. Расположенный между скамьями фонарь горел равномерно и ярко. По аллее прогуливались негромко переговаривающиеся люди. Снег кружился в воздухе и оседал на ветки кустов, превращая их в алмазно-сияющие произведения искусства. Зимний ветерок пах прелой листвой, сладковатой цветочной свежестью и речной тиной. Какой-то симпатичный юноша одарил меня заинтересованным взглядом, а в улыбке пожилого мужчины я прочитала откровенное вожделение. В десяти метрах от меня остановилась влюбленная парочка, жарко обнимающаяся и шепчущая что-то друг другу на ухо. К своему величайшему изумлению, я четко расслышала мельчайшие подробности их интимного разговора…

Я испытала шок. Никогда ранее я не обладала настолько острым слухом, осязанием и обонянием. Мое зрение тоже улучшилось значительно, позволяя видеть многое, ранее не замечаемое и недосягаемое. Я изменилась…

Радостно рассмеявшись, я бодро подпрыгнула и, сравнивая свое нынешнее состояние с идущей на взлет птицей, легко и быстро побежала по аллее. Мои наручные часы показывали без десяти минут десять…

Жрец издевательски посмеивался, наблюдая за буквально окрыленной своими новыми возможностями чаладаньей. Все прошло как нельзя лучше! Он умел отводить от себя лишнее внимание и привлекать нужное, он владел гипнозом и способностью к внушению. Да, сейчас она обрела невиданную мощь, дарованную оружием воительницы Мегар, но немного позднее эти проклятые артефакты досуха выпьют ее силы и необратимо истощат весь организм. Ведь они питаются энергией человеческого тела и разума, да к тому же приносят неисчислимые несчастья!

Он злорадно потер свои уродливые ладони и предвкушающе улыбнулся. Он подождет…

Колокол приходской церкви Обуды, расположенной на Лайош утца, медленно отбивал десять часов вечера. Само здание находилось достаточно далеко от реки, но я все же слышала размеренный колокольный звон, плывущий над притихшим городом. Перед моим мысленным взором немедленно возникло видение фрески, украшающей церковный неф. Дай бог памяти, но там точно нарисовано не что иное, как аллегорическое изображение смерти с косой и песочными часами, а также картина Страшного суда и спускающиеся с неба ангелы. Как символично! У меня ведь тоже коса есть… Упс, еще только Страшного суда мне сейчас и не хватало для полного счастья…

Поскольку в попавшей к господину Зимину записке не указывалось точное место встречи, то я решила мыслить логически. Кем бы ни оказался мой анонимный визитер, он явно не отдавал предпочтение ни одному из проживающих в Будапеште чаладов, раз уж выбрал для нашего свидания данное нейтральное место, связывающее две части города. Причем не только их, но еще и два менталитета, два образа жизни, два поколения. И это тоже выглядело чертовски символичным.

Я поднялась по заблокированному для автомобильного движения съезду, соединяющему Маргит и остров Маргитсигет, чтобы вступить на бетонное покрытие моста. Похолодало. Клубы пара, вырывающиеся у меня изо рта, наглядно свидетельствовали о резком падении температуры и грядущей морозной ночи. Мост пустовал. Кажется, я прибыла на встречу первой. Ну что ж, недаром говорят, будто точность — вежливость королей! Я сложила руки на груди и расслабленно прислонилась к железным перилам, через равные промежутки разделенным декоративными гранитными шарами. Внизу, под опорами моста, шумел полноводный Дунай, отсюда кажущийся совсем черным и враждебным. Холодная, как поцелуй смерти, вода бурлила и закручивалась во множество воронок, неся комья снега, перемешанные с ледяным крошевом. Я содрогнулась от нехорошего предчувствия и поспешила покончить с неприятным разглядыванием сего пограничного водораздела, напомнившего мне сейчас легендарный Стикс — реку, согласно древнегреческой мифологии протекающую в Царстве мертвых. Хотя полагаю, эти фантазийные домыслы основывались исключительно на том, что, по моим меркам, Буда вполне подходила под определение Царства живых, тогда как территория ликантропов — Пешт ассоциировалась в моем восприятии с миром, населенным мертвыми душами. М-да, человек, выбравший для нашей встречи настолько двусмысленное место, — отнюдь не глуп!