Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клифф взглянул на Дугласа и отвел глаза.
— Нет, не мне. Не думаю, что мне.
— Но вы это слышали?
— Да, слышал.
— А почему не ответили?
— Я думал, он не ко мне обращается. Я уже был довольно далеко.
— Вы что-нибудь слышали, когда шли по дороге?
— Я не обратил внимания.
— Но там же кто-то был, — категорично заявил Дуглас, глядя на Маркинса.
— Я ничего не слышал, — упрямо повторил Клифф.
Его отец насупил брови:
— Похоже, вы хотите быть уверенным на все сто. Слушай, ты можешь поклясться, что никого не слышал на дороге? Поставим вопрос так: поклясться можешь?
— Из вас бы вышел неплохой адвокат, мистер Джонс, — улыбнулся Аллейн.
— Насчет этого не знаю, но Клиффу он точно бы пригодился, чтобы не говорил лишнего. Кончай, сынок, больше ни слова.
— Но, папа, я же ничего не сделал.
— Не важно. Молчи, и все. А то ненароком оговоришь себя.
— В любом случае у меня только один вопрос к Клиффу, — настаивал Аллейн. — Придя домой, вы больше никуда не выходили?
— Нет. Я сидел в кухне с отцом и мистером Маркинсом. И я был там же, когда мистер Маркинс вернулся и сказал, что произошел несчастный случай.
— Хорошо.
Аллейн отошел от камина и сел на валик дивана. Его слушатели зашевелились, словно овцы, следящие за овчаркой.
— Ну что же, коллективное собеседование закончено. Теперь мне хотелось бы поговорить с каждым из вас в отдельности. Грейс, давайте начнем с вас. Не возражаете?
— Всегда готов, — ответил Дуглас с таким видом, словно ему предложили возглавить военный трибунал.
— Тогда давайте перейдем в кабинет. А все остальные пусть подождут нас здесь. Мы не надолго.
В кабинете стоял пронизывающий холод. Дуглас зажег лампу и развел огонь в камине. Они сели на деревянную каминную решетку под портретом Флоренс Рубрик, глядящей куда-то в пространство.
— Я думаю, нам не стоит пока беспокоить Лосса. Как вы считаете? — начал беседу Аллейн.
— О Господи, конечно, нет.
— Я хотел с вами посоветоваться относительно наших дальнейших действий. Мне придется сообщить об этом случае в полицию.
— О Боже!
— Я обязан это сделать.
— Там такая безнадежная публика, сэр. Опять будут рыскать здесь со своими блокнотами! Но я вас понимаю. Это ведь не в вашей компетенции?
— Только в том смысле, что я был намечен жертвой, — сухо заметил Аллейн.
— Знаете, я тоже об этом думал. Просто позор, — заявил Дуглас, по-совиному округлив глаза.
Аллейн оставил без внимания эти этические рефлексии по поводу несостоявшегося убийства.
— Они могут обратиться к моей помощи или раскрутить все без меня, но решать в любом случае будут они.
— Естественно. Однако надеюсь, что они предоставят разбираться во всем вам. Мы все этого хотим.
— И преступник?
Дуглас потянул себя за ус.
— Ну, это вряд ли. Он-то уж точно не обрадуется, — добродушно рассмеялся он.
— Очевидно. И он может совершить еще одну попытку.
— Не волнуйтесь, сэр, — успокоил его Дуглас. — Мы за этим проследим.
Его самодовольный тон привел Аллейна в раздражение.
— Кто это мы?
— Я возьму это под свою личную ответственность…
— Мой дорогой, вы сами являетесь подозреваемым, — любезно сообщил Аллейн. — Разве я могу быть уверен, что вы не побежите за мной с дубинкой?
Дуглас побагровел.
— Надеюсь, вы шутите, мистер Аллейн, — начал он, но тот его перебил:
— Конечно же, не шучу.
— В таком случае нам не о чем больше говорить, — напыщенно произнес Дуглас.
— Очень даже есть о чем. Я буду весьма признателен, если вы мне докажете, что не шатались по этой проклятой дороге и не нападали на беднягу Лосса. В этом деле слишком много подозреваемых. Дом просто наводнен ими.
— Я уже отчитался о своих действиях, — буркнул Дуглас, который, казалось, балансировал между озабоченностью и недовольством. — Я же говорил, что вышел на лужайку, а потом поднялся наверх и постучался к Тери, чтобы пожелать ей доброй ночи.
— Это было совершенно излишним. Вы же уже распрощались внизу. Скорее всего вы обеспечивали себе алиби.
— Господи, но вы же сами меня видели, когда поднялись наверх!
— Минут на десять позднее.
— Но я был в пижаме! — вскричал Дуглас.
— Да, я видел. Но ваша пижама ничего не доказывает. Меня совершенно не интересует ваша пижама.
— Это уж слишком. Зачем мне нападать на Фабиана? Он отличный парень. Мы вместе работаем. Неужели вы всерьез? — все больше распалялся Дуглас. — Наоборот, это я всегда призывал его к осторожности. С какой стати мне на него набрасываться?
— Не на него. На меня.
— Черт! Ну, на вас. Вы же сыщик.
— И как сыщик я вижу, что вы кипятитесь, и мне это кажется не вполне искренним.
— Просто вы меня вывели из себя. А что у вас с лицом? — недовольно спросил Дуглас.
— Меня ударили. Подбородок онемел и, вероятно, посинел.
— Вас ударили? — изумился Дуглас.
— Да, но теперь, когда вы вызвались быть моим телохранителем, это уже не имеет значения.
— А кто вас ударил?
— Пока это секрет.
— Смеетесь надо мной? — завопил Дуглас, с беспокойством глядя на Аллейна. — Странная манера поведения. Извините, что не сдержался.
— Ничего страшного. Быть подозреваемым не слишком приятно.
— Надеюсь, вы не будете продолжать в том же духе, — с раздражением сказал Дуглас. — Это чертовски напрягает. Я-то надеялся, что мне позволят помочь. Хочется быть полезным.
— Мы продолжаем ходить кругами. Предоставьте мне убедительное алиби со свидетелями — и по делу об убийстве вашей тетки, и в связи с нападением на Лосса, — и я с восторгом прижму вас к своей сыщицкой груди.
— Боже мой, если бы я только мог! — с чувством произнес Дуглас.
— А пока, забыв о предубеждениях, не окажите ли вы мне три услуги?
— Конечно, — натянуто произнес Дуглас. — Все, что угодно.
— Во-первых, мне нужно, чтобы завтра в стригальне мне никто не мешал — с рассвета и до того времени, когда я извещу вас, что закончил. Ночью со свечкой мне там делать нечего.
— Хорошо, сэр. Будет сделано.
— Во-вторых, сообщите всем, что я собираюсь провести ночь в стригальне. Это позволит избежать ненужных эксцессов и даст мне возможность немного вздремнуть в своей комнате. На самом деле я смогу начать работу только на рассвете, но об этом никто не должен знать. Когда рассветет, надо проследить, чтобы в сарае, на дороге и на прилегающей территории никого не было, но проследить так, чтобы никто ничего не заметил. Пусть все думают, что я пойду в сарай сейчас, а вам запретил об этом говорить. Все должны считать, что я намеренно это скрываю.