– Напрасно спорите, молодые люди, – от улыбки на лице Книжника заиграла каждая морщинка. – Всё правильно. И древние римляне адресовали Городу и Миру самые важные объявления. И у Овидия сказано: «Урби эт орби». И Папы Римские так начинают ежегодные послания на Рождество и Пасху. Но впервые эти слова прозвучали за тысячу лет до появления Рима.

Вспоминая текст, Книжник прикрыл глаза, совсем как Мунин.

И сказал Яаков своему дому и всем, кто с ним: «Уберите богов чужбинных, которые среди вас, и себя очистите, и перемените ваши одежды».

– Это из первой книги Торы, – пояснил старый учёный, снова глядя на троицу. – Остальное было позже. Греческий перевод, латинский перевод, новые смыслы… А исходный смысл в том, что в необходимости великого дела надо сначала убедить самых близких. Заставить их привести в порядок дух и тело, а потом уже с остальными разговаривать. Сперва своему городу, а потом всему миру, да…

Книжник бормотал, листая папку. Мунин ревниво следил за бледными крючковатыми пальцами старика, который вдруг поднял голову и спросил его:

– Молодой человек, а вы, случаем, не занимались на моих семинарах?

– Занимался, конечно! – Мунин просиял. – Только давно. Не думал, что вы вспомните.

– Я вспомнил, но не был уверен. А теперь вижу, что толковая работа, составлена грамотно, – похвалил и его, и себя Книжник. – Оставите почитать? Послезавтра отдам.

– Вы ждёте нас послезавтра? – спросила Ева.

Старик насмешливо глянул на неё.

– Я и сегодня вас ещё не гоню.

После того, как неприветливая домработница собрала чайную посуду и укатила из кабинета столик, Книжник снова остался наедине с гостями и продолжил разговор.

– Я не имею права сказать, откуда мне известно, что Ковчег Завета находится в России, – сказал он. – Но его тайна – теперь и моя тайна. Великая тайна, величайшая! Ради её разгадки стоит жить на свете. Поверьте на слово, потому что вы ещё слишком молоды и вряд ли сможете это понять.

– Почему же не сможем, – возразил Одинцов, – очень даже сможем. Наша жизнь… по крайней мере моя и вашего ученика, в буквальном смысле зависит от того, найдём мы Ковчег или нет.

Книжник безразлично дёрнул костлявым плечом:

– Что ж, это хороший стимул.

– Интересное у вас отношение к жизни и смерти, – заметил Одинцов. – Философское, мягко говоря.

– Видите ли, молодой человек… – Учёный начал устраиваться в кресле поудобнее. – Я четыре года провёл на фронте и десять лет в лагерях. Положим, с войной понятно. А что касается лагерей… Всякого довелось насмотреться. При этом я ведь не физик-ядерщик, не авиаконструктор, и никакой ценности для власти не представлял. Сплошное недоразумение и обуза. Гуманитарии вроде меня считались лагерной пылью – и превращались в пыль. Да что там – вроде меня! Вам громкие имена назвать или не надо?.. Думаю, не надо, сами прекрасно знаете. Они стали пылью, а я вот живу. Очень долго живу – и привык, видите ли. Так что когда бы я ни умер, я умру преждевременно.

– Может быть, мы перейдём к делу? – подала голос Ева, не привыкшая к тому, что на неё совсем не обращают внимания.

– Давайте я попытаюсь обобщить, – предложил Мунин, и Книжник благосклонно кивнул. – Ковчег Завета доставлен в Россию и спрятан где-то неподалёку. Розенкрейцеры знали, что это должно произойти, и определённым образом готовились. Смысл и содержание этой подготовки нам не известны, но сам факт сомнений не вызывает. Три русских монарха последовательно выполняли некую инструкцию, которая затрагивала всё государство. Она была связана со здешними краями и с Ковчегом Завета. Связь можно проследить через Якова Брюса, приближённого Петра Первого, в обе стороны. В прошлое ниточки тянутся до Ивана Грозного и ещё дальше, до короля Брюса и тамплиеров, до библейских времён. В будущее – до Павла и розенкрейцеров двадцатого века.

– Маркеры. Система маркеров, – снова подключилась Ева и по просьбе Книжника объяснила свои соображения.

– Это вкратце то, что у нас есть, – резюмировал Мунин. – А теперь вопросы. Первый: почему Варакса на столько лет снова спрятал Ковчег, который уже был у него в руках, и продолжал что-то выяснять? Второй: какую всё-таки инструкцию выполняли монархи и как она связана с Ковчегом? Вероятно, ответы на эти вопросы позволят ответить на третий и главный вопрос: где находится Ковчег Завета?

Краеугольный камень.

Старый учёный выдержал паузу.

– Хорошо формулируете, – наконец произнёс он. – Вижу, вы не зря посещали мои занятия. Теперь вот что. Поиск сокровищ – дело увлекательное. Допустим, одни пираты спрятали на необитаемом острове сундук с драгоценностями, другие ищут. Тут всё просто: есть карта – нашли, нет карты – потеряли, и разве что случайно кто-то может на него наткнуться. Но с Ковчегом случай особенный. За ним пристально следят чуть не три с половиной тысячи лет. Каждое его движение описано и предопределено. Ковчег не может исчезнуть: если он пропадает из виду, то лишь для того, чтобы его обрели вновь.

Когда создавал Всевышний этот мир, он бросил драгоценный камень из-под своего трона, и камень этот погрузился в бездну, и одна сторона камня осталась в бездне, а другая всплыла наверх. И эта верхняя сторона камня стала центром мира, и от неё распространился этот мир вправо и влево, и во все стороны. И он существует благодаря этой центральной точке, и эта точка – краеугольный камень.

– Краеугольный камень прекрасно сохранился, – прокомментировал учёный цитату из священной книги «Зогар». – Это плоская скала на горе в Иерусалиме. Гору выкупил библейский царь Давид, а его сын, мудрый Соломон, возвёл на ней Храм. Комплекс вокруг Храма занимал огромную территорию, обнесённую стеной, где располагались многочисленные постройки и царский дворец. А в сердце Храма, прямо над краеугольным камнем, построили Святая Святых – куб высотой с трёхэтажный дом, изнутри покрытый листовым золотом. Ковчег Завета четыреста лет путешествовал с евреями по Земле обетованной, ещё четыреста лет простоял на краеугольном камне в Святая Святых, а потом исчез. Известно, что это произошло примерно в шестьсот двадцатом году до нашей эры. Но вот куда он подевался – точно никто не знал.

– Мы-то теперь знаем, куда, – проворчал Одинцов. – И вы знаете, и ещё кое-кто.

– Ничего подобного. Мы знаем, а ещё вернее – только предполагаем, что в девяносто первом году прошлого века Ковчег переместился из Эфиопии в Россию. Микроскопический эпизод, не больше. Сколько раз он перемещался за предыдущие две тысячи шестьсот лет, как попал в Эфиопию, и, главное, где он спрятан сейчас, по-прежнему загадка. Но! – Книжник вонзил в небо кривой палец. – Есть шанс это выяснить.

– Инструкция? – предположила Ева.

– Лучше сказать – программа. Всё же инструкция – это действия внутри программы, а русским государям вряд ли кто-то расписал каждый шаг. Конкретные действия они определяли сами – соблюдая программу… Так вот, мы знаем, что Ковчег сам решал, куда и с кем ему путешествовать. Люди, которые не годились в силу каких-то неизвестных законов, не могли составить ему компанию. Но сопровождающие были всегда: их определяли те же законы.