Она уселась на широкий подоконник, оперлась спиной о стену истала смотреть на улицу. Вот появился темно-красный "фордэскорт" -это Иринка. Добилась-таки своего, на полученные за съемки деньги купила машину,правда, сильно немолодую, с большим пробегом, но зато именно такой марки, какойхотела. Глядя на Иринку из окна, Наташа невольно любовалась ею. Эта красиваямолодая женщина - результат многолетних Наташиных трудов, изнурительных,политых потом и слезами. Сколько же всего пришлось вынести, прежде чем извзбалмошной пьянчужки и шлюхи Ирки Маликовой получилась актриса Ирина Савенич!

Наташа распахнула дверь, не дожидаясь звонка. Иринка влетелав квартиру, за ней легким облачком пронесся тяжелый сладкий запах духов.

- Натулечка! Ты как?

- Я нормально, а что? - недоуменно спросила Наташа.

- Ой, а я - в грязь! В хлам! Еле доехала до тебя, дажеудивительно, что ни в кого не врезалась. От страха ничего не соображаю.

- Да успокойся ты ради бога, все будет хорошо.

- А вдруг плохо? Вдруг я совсем бездарная? Надо мнойвся страна будет смеяться.

- Ириша, если бы было плохо, я бы тебя не снимала.Заменила бы тебя другой актрисой. Пойдем кофе выпьем, а когда придет Андрюша -будем ужинать.

- Тебе хорошо говорить, - ныла Ира, усаживаясь на кухнеза большой деревянный стол, - на тебя никто смотреть не будет. На имя режиссераи сценариста внимания почти никто не обращает, если фильм не получился. Еслиуспех - тогда все знают, а если провал - режиссера никто и не вспомнит. А актер- он на виду. Представляешь, меня будут узнавать на улице и говорить: это табездарь, которая играла Зою в "Соседях" и весь сериал испортила, изачем только ее снимали? Небось, чья-нибудь любовница.

- Ну что ты выдумала? - мягко уговаривала ее Наташа,включая кофемолку. - Ты очень хорошо работала, твоя Зоя обязательно понравитсязрителям. Давай-ка, пока Андрея нет, расскажи, как ты живешь.

Они обе понимали, что имелось в виду. После того разговора всентябре, во время съемок на натуре, Ира долго просила прощения у Наташи,клялась, что на самом деле не думала того, о чем говорила, просто у нее ототчаяния разум помутился. Она совершенно не считает Наташу в чем-то виноватой,ведь Наташа не только не просила ее выходить замуж за Игоря, а наоборот,всячески отговаривала. И Ира очень хорошо помнит, что Наташа брала с нее словонемедленно уйти от мужа, как только ей встретится человек, которого онаполюбит. Нет, Наташа ни в чем не виновата, и она, Ира, даже представить неможет, что это на нее тогда нашло. Бес, что ли, вселился и заставил произнестивслух отвратительные и несправедливые слова. Иринка так искренне раскаивалась,так горячо просила прощения, а Наташа прислушивалась к себе и понимала, чтовиновата. Действительно виновата. Когда-то давно, много лет назад она поступиладурно, некрасиво, и нет ей оправдания. Можно сколько угодно говорить себе отом, что она всей душой поверила профессору Мащенко, что она была настоящей комсомолкой,свято верящей в идеалы коммунизма, что она искренне болела за повышение роликинематографа в коммунистическом воспитании. Да, все было так, она в тот моментне кривила душой. Но потом, став старше и мудрее, научившись смотреть на мир несквозь очки, стекла которых испещрены демагогическими лозунгами и призывами, анормальными глазами, Наташа поняла, что была обманута. Не только ВикторомФедоровичем, а может быть, и вовсе не им, ведь профессор Мащенко был продуктомсистемы, таким же, как сама Наташа, он точно так же мог искренне и горячоверить в правильность линии партии, правительства и цензуры и делал все, чтобыэту линию поддерживать. Она была обманута самой идеологической линией партии.Как же можно было быть такой слепой? Как можно было так безоглядно верить?Тогда, в семидесятых, Наташа делала все правильно, потому что верила. И теперьей было мучительно стыдно за эту веру. Безмозглая идиотка, тупица, безропотнопозволившая заморочить себе голову! И из-за этой своей тупости испортившая кому-тожизнь. Вальке Южакову, например… А потом, когда к острому и непроходящемучувству стыда прибавился еще и страх, испортившая жизнь Иринке. Конечно, никтоне мог предполагать, что все так обернется, что Иринка не просто подойдетпоближе к Мащенко, но решит войти в их семью, выйдет замуж за Игоря, влюбится вего отца и будет страдать. Никогда не знаешь, что будет потом… Тогда, всемидесятых годах, невозможно было представить, что где-то откроют архивы КГБ иначнут выявлять и клеймить тех, кто сотрудничал с комитетом, вытащат на светбожий чьи-то подписки и будут через суд выяснять, настоящая на них подпись илиподдельная, как это случилось с Казимерой Прунскене. А потом, когда скандал сКазимерой был в самом разгаре, трудно было предположить, что все заглохнет, чтоволна разоблачений не перекинется на Россию и что вопрос сотрудничества с КГБвообще перестанет кого бы то ни было волновать. Если бы уметь предвидетьбудущее, скольких ошибок люди могли бы избежать! Но им не дана такаяспособность, и каждый раз, совершая поступок или принимая решение, они незнают, чем это обернется. Можно предполагать, можно тщательно просчитыватьварианты и анализировать возможные последствия, но все равно нельзя знатьточно. И приходится опираться только на свою совесть, оценивая, будет ли тебе вбудущем стыдно за этот поступок или за это решение. Казалось бы, точный ибезупречный критерий, но даже он не может гарантировать спокойствия души, еслименяются или вовсе разрушаются моральные устои и принципы. Разве стыдно былокогда-то помогать государственной идеологической политике? А теперь вотвыходит, что стыдно.

Конечно, Наташа не сердилась на Иринку и не обижалась, онапрекрасно понимала, что происходит в душе ее воспитанницы. Прошла осень,наступила зима, съемки закончились, Наташа дневала и ночевала на студии,встречаясь с Ирой только на озвучании. Возможность поговорить без спешки иприсутствия посторонних выпадала нечасто, но Наташа видела, что Иринкапостепенно успокаивается, свыкаясь с ситуацией. Все реже и реже она вспыхиваланегодованием по поводу того, что не ей, а Лизавете достается счастье быть сВиктором Федоровичем, обнимать его и говорить ему "ты". Остраявлюбленность мало-помалу переходила в спокойное глубокое чувство, печальное всвоей безысходности и прекрасно-хрупкое в своей нереализованности.

Наташа разлила кофе в маленькие изящные чашечки, поставилана стол сахар и, специально для Иры, пластмассовую коробочку с заменителемсахара, сливки и вазочку с по-прежнему любимым печеньем "курабье".

- Как у тебя дома? - спросила она Иринку.

- Все спокойно. Муж пьет и шляется, свекровьзарабатывает деньги в частной клинике, свекор вершит политику. Все как обычно.

- А на душе как?

- Смутно, - Ира вздохнула, размешала ложечкой сахарныетаблетки, - но в целом тоже спокойно. Кажется, я смирилась и привыкла. Надо же,когда-то мне казалось, что умру, если он мне не достанется, помнишь?

- Помню, конечно, - улыбнулась Наташа.