Спешившись, Семпроний подошел к ним.

— Рад видеть тебя снова, Макрон. А я уж боялся, что навсегда лишился этого удовольствия.

Макрон заметно похудел, и лицо его все еще шелушилось после долгого пребывания на солнце. Шагнув вперед, он принял протянутую к нему руку Семпрония.

— Меня не так просто убить, господин. Так было всегда и будет впредь.

— Рад слышать это!

Они обменялись улыбками, после чего Семпроний повернулся к Катону.

— Ты не станешь возражать, если я сперва обменяюсь парой слов с Макроном, прежде чем поговорю с тобой?

— Нет, господин, — ответил Катон, слегка нахмурясь, и повернулся к Юлии. — Можешь пока посидеть рядом со мной.

Они направились к последней партии грузов, сложенной на берегу, и опустились на песок. Юлия припала головой к плечу Катона, он обнял ее за плечи. Какое-то мгновение они просто молчали, слишком глубоко осознавая неизбежность разлуки. Наконец Юлия произнесла:

— Это нечестно.

— Нечестно.

— Ты хотя бы представляешь, сколько продлится твое отсутствие?

— Это зависит от Аякса. Но я вернусь в Рим сразу же, как только он будет захвачен в плен или убит. Клянусь тебе.

Юлия молча кивнула, и Катон понял, что девушка старается не выдать свои чувства. Время от времени он оглядывался на сенатора и Макрона, углубившихся в оживленную беседу. Держа ветерана за руку, Семпроний как будто бы старался убедить его в справедливости своей точки зрения. Сперва Макрон обнаруживал некоторые колебания, но, наконец, бросив короткий взгляд на Катона и недолго подумав, согласился, и они обменялись рукопожатиями.

— Катон! — окликнул его Семпроний.

Они с Юлией поднялись и подошли по песку к сенатору. Макрон был очень серьезен, на лице Семпрония угадывалась озабоченность.

— Мне пришлось принять трудное решение, Катон, которое, возможно, сначала покажется тебе непосильным, — начал Семпроний. — Однако, по моему мнению, новое твое задание будет иметь больше шансов на успех, если ты примешь на себя командование.

— Я? — удивился Катон, посмотрев на сенатора и переведя взгляд на Макрона. — С чего вдруг?

— Так говорит сенатор, — ответил Макрон. — И он прав. Я согласен с ним.

— Но почему? — Ситуация была неприятна Катону. Он всегда полагал, что все грядущие годы ему суждено служить под началом Макрона. И это казалось ему вполне естественным. Макрон научил его всем тонкостям солдатского дела. Опыт и личные достоинства Макрона-солдата Катон всегда ставил себе примером, когда нуждался в таковом. Он повернулся к Семпронию. — Господин, я польщен, но не могу принять это назначение. Макрон превосходит меня.

— Во многом превосходит, — согласился Семпроний. — Но это задание потребует большей тонкости, более широкого кругозора, чем чисто солдатское дело. Вот почему я выбрал тебя. — Он засунул руку в небольшой кисет, висевший у него на поясе, и извлек из него свиток. — Вот письмо о возведении тебя в ранг префекта.

— Префекта? — изумился Катон. Этот ранг открывал ему путь к командованию когортой ауксилариев.

— Конечно, назначение должен утвердить император, — продолжил Семпроний. — Однако надеюсь, что я сумею убедить Клавдия сделать назначение постоянным. Ты заслужил это повышение более, чем кто-либо другой. Поздравляю.

Они обменялись рукопожатиями, после чего Макрон шагнул вперед.

— Мне также хотелось бы поздравить тебя… — и он с кривой улыбкой добавил: — Господин.

Слово это вонзилось в Катона как нож. Неправильное слово, неестественное в устах Макрона. Он заставил себя улыбнуться в ответ.

— Спасибо тебе… спасибо за все.

Кивнув, Макрон указал большим пальцем на дальнюю либурну.

— Мои ребята готовы. Если ты не против, я спущу корабль на воду, господин?

— Да, — кивнул Катон. — Действуй, как знаешь…

Макрон вздохнул, погрозил пальцем, повернулся и направился к трапу своего корабля.

— Хороший человек, — проговорил Семпроний. — Тебе повезло с таким другом.

— Я это знаю, господин.

Повернувшись к Катону Семпроний на мгновение умолк.

— Как думаешь, куда мог направиться этот гладиатор?

— Выйдя в море, его корабль повернул на юг, господин. В сторону Африки.

— Понятно. — Семпроний кашлянул и сделал шаг назад. — Ты получил приказ, префект, так что исполняй.

— Да, господин! — Катон встал навытяжку и отсалютовал.

Повернувшись к берегу, он увидел, что погрузка закончена. Прощаться с Юлией ему придется на людях. Катон взял ее за руки, ощущая, что они дрожат, хотя Юлия, как могла, скрывала готовые пролиться слезы. Нагнувшись, он коротко поцеловал ее в губы, лишь мимоходом прикоснувшись к ним своими губами, потом выпустил ее пальцы, поднялся по трапу и приказал триерарху выводить корабль в море.

Стоя на небольшой задней палубе, Катон наблюдал за тем, как моряки, корабельная пехота и легионеры столпились на корме, чтобы задрать кверху нос корабля; гребцы готовили весла. Наконец запела флейта, задавая ритм, весла сняли корабль с песка и вывели на глубокую воду. Как только они отошли от берега, триерарх отпустил корабельную пехоту и моряки разошлись по местам. Триерарх обратился к Катону:

— Какие будут приказы, господин?

Катон глянул на палубу, понимая, что сейчас на него внимательно смотрят люди, которых ему предстоит вести на одно из самых трудных и опасных дел в их жизни. Он прочистил глотку.

— Передайте на второй корабль, что мы выходим в море и, как только оставляем залив, берем курс на Африку.

— Есть, господин.

Триерарх сложил рупором руки, чтобы передать приказ через разделявшее корабли расстояние, и Катон повернулся к берегу. Сенатор и его дочь еще стояли там, где он расстался с ними, и Семпроний помахал, заметив, что Катон смотрит на него. Осознавая свой новый ранг и ответственность, новоиспеченный префект отсалютовал ему и отвернулся. В этот самый момент он дал себе клятву в том, что оправдает доверие сенатора и, что более важно, своего друга Макрона. А еще поклялся в том, что не даст себе успокоиться, пока гладиатор не будет убит, и только после этого позволит себе вернуться к Юлии.

Этот роман начал свою жизнь на Крите несколько лет назад. Исчерпав очевидный перечень древних греческих городов, я воспользовался представившейся возможностью посетить руины римского города Гортины, разрушенного сильнейшим землетрясением в середине первого века нашей эры. Открытые для обозрения руины занимают небольшую часть древнего города, находящуюся у подножия акрополя. Остальной город прикрыт полями по другую сторону главной дороги, и, только побродив по оливковым рощам, можно понять, насколько большой и впечатляющей была некогда столица провинции.