класс. Днем хозяйка в квартире она. Делает уборку, моет посуду, покупает в магазине продукты и даже готовит кое-какие кушанья. Катюша развивается не по летам. Как быстро летит время. Вот и дочь подрастает, стала помощницей, а она, Елена, стареет и видит это, хотя Сашок утешает, клянется, что никаких следов годы на ней не оставляют, что она становится даже интереснее и такую ее он еще больше любит. Эх, Сашок, Сашок, ты просто хороший и добрый муж, все еще горячо и нежно любящий свою Аленку и не замечающий или не желающий замечать, как она стареет и дурнеет. А так ли это важно. Больно немножко, какой женщине захочется добровольно признать, что она уже не так привлекательна. Но не это главное, не это. От времени не уйдешь, оно беспощадно. Зато у нее есть хорошая дружная семья, есть интересная работа, все идет хорошо, чего же еще желать? Елена любит свою «Комсомолку». Теперь никто не считает «Комсомолку» плохой шахтой, которую когда-то собирались даже закрыть. После того, как Пестряков нашел самородки небывалой величины, акции «Комсомолки» сразу поднялись. А потом появились ударные бригады. Они родились тоже на «Комсомольской». Новое движение перекинулось на другие шахты. Этому движению дали новое название: стахановское. Стахановцев на «Комсомолке» много, ведь здесь по-прежнему работает в основном молодежь. А молодежь берется за дело горячо, жадно перенимает все новое и порой сама рождает это новое. К начальнику шахты нередко приходит кто-нибудь из парней и, смущаясь начинает говорить о том, что его мучает, предлагает что-то, часто оригинальное, интересное. Елена всегда внимательна к таким ребятам. Выслушав, говорит:

— Это очень интересно, то, что вы предлагаете. Давайте вместе подумаем, как лучше сделать.

И берет лист бумаги, карандаш, и они вместе прикидывают так и этак, планируют расстановку людей по-новому, думают, как лучше использовать механизмы. Порой такому новатору не хватает знаний, Елена советует, что надо почитать, а если есть под рукой нужная книга, дает ее и потом объясняет непонятное. И как бывает светло и радостно, когда новшество приносит добрые плоды.

— Получилось! Ведь получилось! — торжественно и счастливо говорит она автору проекта. — А вы сомневались. Больше уверенности в себе, в своих силах.

Да, работа на шахте, хотя и нелегкая, но интересная. Она приносит удовлетворение. Домой Елена возвращается усталая, но довольная. Иногда ее, вот как сегодня, кто-нибудь подвезет на машине, иногда захватит попутная повозка, а если нет транспорта, она идет пешком, и это тоже приятно. За длинный путь можно о многом подумать, собраться с мыслями и подышать воздухом леса и гор, напоенном ароматом цветов и хвои, полюбоваться на сверкающие в долине огни. Когда муж получил в премию легковую автомашину, он взял было за правило отвозить ее на шахту и обратно, но она отказалась. Неприятно на виду у людей садиться в роскошную эмку или перегонять по дороге старателей. Ей казалось, что машина ставит невидимый барьер, отделяет ее от простых рабочих. Она ловила на себе взгляды старателей, и в них ей чудилось осуждение, укор, зависть, хотя, возможно, ничего такого и не было. И Елена отказалась от машины, поставив себя в равные условия со всеми. Лишь в непогоду и если долго задерживалась на шахте, разрешала мужу приезжать за ней.

Стряхнув нарезанную капусту в кастрюлю, Елена помешала фарш ложкой, попробовала и взглянула на тесто. Подошло, пора раскатывать. Но прежде чем за него взяться, она тихонько приблизилась к двери и чуть приоткрыла створки. Муж сидел на диване, подложив подушку под левую руку — в ней он держал раскрытую книгу. Свет от настольной лампы под молочным стеклянным абажуром падал на книгу. Рядом прижалась к отцу Катя.

— …Между тем черт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку…

«Что же они такое читают? — спросила себя Елена. — Знакомое что-то… Гоголя? Конечно же, Гоголя «Ночь перед Рождеством». Улыбнулась, тихо прикрыла дверь. Разделывая тесто, Елена опять вернулась к своим размышлениям. Да, все идет хорошо — и на работе, и дома. Но все ли.? Если по-честному признаться себе, то нет, не все. С некоторых пор неясная тревога все чаще беспокоит Елену. Неуловимая перемена появилась в поведении мужа. К ней он по-прежнему относится хорошо, наверное, так же, как и в первые годы их совместной жизни: ласков, внимателен, заботлив. Но она знала его и сразу уловила еле заметную сначала перемену. Он, как и раньше, работал не щадя себя, постоянно что-то искал, придумывал. Прииск разросся, директорский глаз, требовательный, зоркий, хозяйственный, нужен всюду. Помимо производственных дел, он занимался массой других: строил жилье, хлопотал об открытии в Зареченске школы-десятилетки, следил, чтобы в магазинах всегда были нужные старателям товары, интересовался работой клуба, приглашал специалистов, организовывал техническую учебу. Много дел у директора прииска. Но они были и раньше, все эти дела. Директор никогда не жил спокойной жизнью. Когда Виноградов с женой уехали из Зареченска, Александр в шутку, а может, и всерьез говорил, что слишком рано отпустил с прииска геолога, что надо бы разведать новые золотоносные земли. Ему все мало.

Но что же все-таки тревожит ее, Елену? Излишняя нервозность мужа, его особенный, задумчивый вид, невнимание к некоторым мелочам их жизни. Всего этого можно было бы просто не замечать и не придавать значения. Но каким-то внутренним чувством Елена понимала: мужа что-то постоянно беспокоит. Несколько раз она пыталась вызвать его на откровенный разговор, и ничего из этого не получилось.

— Слушай, Сашок, — сказала она ему однажды, — почему ты все чаще хмуришься? В чем дело, объясни.

— А ты хочешь, чтобы я постоянно улыбался? — шутливо ответил он. — Да ведь мне, Аленка, уже не двадцать лет. Пора быть серьезным. Директора больше хмурятся, чем улыбаются.

— Плохие директора, а хорошие чаще улыбаются, — мягко поправила она. — А если хмурятся, значит, у них что-то не ладится.

— Ну, у меня-то все ладится, смею тебя уверить. Да ты и сама знаешь.

— Так, может, ты нездоров? У тебя ничего не болит?

— Ничего. Здоров, как бык. Аленка, что за допрос? — он попытался ей улыбнуться, но улыбка получилась вымученной, и на него в этот момент жалко было смотреть. Как когда-то в прежние годы, жена взяла его за руку и, глядя на него, тихо, спокойно сказала:

— Посмотри мне в глаза, Сашок.

— Смотрю. Видишь, смотрю.

— Что у тебя случилось? Что тебя беспокоит? Скажи. Ты должен мне это сказать.