— А куда бы я поехала? Я не могла оставить папу и маму.

— Ну, не изводи себя, моя дорогая. Осмелюсь сказать, что все к лучшему, вот только я понятия не имела, как вы тут живете. Жена нашего дворецкого живет в лучшем доме, чем этот.

— Иногда здесь очень мило… летом. Не стоит судить по тому, как все выглядит сейчас. Я была здесь очень счастлива. — И Маргарет закрыла глаза, чтобы прекратить разговор.

Теперь в доме стало намного уютнее, чем было прежде. Вечера были прохладные, и по указанию миссис Шоу во всех спальнях разожгли камины. Она баловала Маргарет, как только могла: покупала любые лакомства или милые предметы роскоши, которые ей самой доставили бы утешение и комфорт. Но Маргарет была равнодушна к таким безделушкам. И если она обращала на них внимание, то лишь затем, чтобы выразить благодарность тете, которая во многом отказывала себе, думая о ней. Несмотря на слабость, Маргарет ощущала беспокойство. Весь день она заставляла себя не думать о церемонии, которую проводили в Оксфорде, и слонялась из комнаты в комнату, вяло откладывая в сторону те вещи, которые хотела оставить. Диксон, выполняя распоряжение миссис Шоу, ходила за ней по пятам — якобы для того, чтобы получить распоряжения, но с тайным указанием утешать Маргарет, как только потребуется.

— Эти книги, Диксон, я оставлю. А остальные ты отошлешь мистеру Беллу? Он будет дорожить ими, поскольку они принадлежали папе. Эту… мне бы хотелось, чтобы ты отправила эту книгу мистеру Торнтону после того, как я уеду. Постой, я напишу ему записку.

Она поспешно села, словно боялась передумать, и написала: «Уважаемый сэр. Несомненно, вы будете дорожить этой книгой в память о моем отце, которому она принадлежала. С уважением, Маргарет Хейл».

Она вновь принялась бродить по комнатам, с тайной нежностью разглядывая предметы, знакомые ей с детства, и не желая оставлять их — старомодные, потертые и потрепанные вещи. Больше она так и не заговорила. И Диксон доложила миссис Шоу, что сомневается, «слышала ли мисс Хейл хоть слово из того, что я ей говорила, хотя я говорила без умолку, чтобы отвлечь ее внимание». Проведя весь день на ногах, к вечеру Маргарет была физически истощена и поэтому этой ночью спала лучше, чем в предыдущие ночи после того, как ей сообщили о смерти мистера Хейла.

На следующий день за завтраком она выразила желание пойти и попрощаться с друзьями. Миссис Шоу возразила:

— Я уверена, моя дорогая, что у тебя здесь нет настолько близких друзей, чтобы навещать их так скоро, ведь ты еще не побывала в церкви.

— Но у меня остался только один сегодняшний день. Если капитан Леннокс приедет сегодня днем и если мы должны… если я действительно должна уехать завтра…

— О да. Мы уедем завтра. Я все больше и больше убеждаюсь, что этот воздух слишком вреден для тебя, из-за него ты болеешь и чахнешь. Кроме того, Эдит ждет нас, и она, может быть, ждет меня. А тебе, моя дорогая, в твоем возрасте нельзя оставаться одной. Нет, если ты должна совершить эти визиты, я пойду с тобой. Я полагаю, Диксон сможет нанять для нас экипаж?

Миссис Шоу отправилась вместе с Маргарет, взяв с собой свою служанку, чтобы та позаботилась о шалях и надувных подушках. Маргарет так тосковала, что даже не улыбнулась при виде всех этих приготовлений к двум визитам, которые она сама часто совершала в любое время дня. Она отчасти опасалась признаться, что один из двух домов, которые она собирается посетить, — это дом Николаса Хиггинса. Ей оставалось только надеяться, что тетя не решится выйти из экипажа и пройти по двору, из-за того что ветер развевал влажное белье, вывешенное сушиться на веревках, протянутых между домами, и оно могло задеть ее по лицу.

Миссис Шоу разрывалась между тягой к удобствам и желанием соблюсти приличия, как подобает почтенной женщине. Но первое чувство возобладало, и, надавав Маргарет указаний быть осторожной, чтобы не подхватить лихорадку, которая всегда таится в таких местах, тетя разрешила ей пойти туда, где она так часто бывала раньше, не заботясь о предосторожностях и не спрашивая разрешения.

Николаса не было дома, только Мэри и двое детей Баучера. Маргарет расстроилась, что не очень удачно выбрала время для визита. Мэри была недалекой, но доброй и сердечной девушкой. Как только она поняла, что мисс Хейл пришла попрощаться с ними, она начала плакать и причитать, почти не сдерживаясь, и Маргарет поняла, что бесполезно говорить с ней о тех мелочах, о которых она вспомнила, пока ехала в экипаже. Ей удалось лишь немного успокоить Мэри, пообещав, что когда-нибудь они снова встретятся, после чего Маргарет попросила передать Николасу, что ей очень хочется, чтобы он зашел навестить ее сегодня вечером, когда закончит работу.

Уже на выходе она остановилась и немного замешкалась, прежде чем сказать:

— Мне бы хотелось взять что-нибудь на память о Бесси.

Мэри тотчас преисполнилась щедростью. Что они могут дать?

Когда Маргарет выбрала маленькую простую чашку, которая, как она помнила, всегда стояла рядом с Бесси, чтобы та утоляла жажду во время лихорадки, Мэри сказала:

— Ох, возьмите что получше, это стоит всего четыре пенса!

— Это подойдет, спасибо, — ответила Маргарет и быстро вышла, пока Мэри светилась от радости, что сумела угодить гостье.

«Теперь к миссис Торнтон, — подумала она про себя. — Я должна это сделать».

Но, думая об этом, она напряглась, побледнела и с большим трудом нашла подходящие слова, чтобы объяснить своей тете, кто такая миссис Торнтон и почему она должна попрощаться с ней.

Их обеих — на сей раз миссис Шоу решила выйти из экипажа — проводили в гостиную, в которой только что разожгли камин. Миссис Шоу плотнее закуталась в шаль и передернула плечами.

— Какая холодная комната! — сказала она.

Им пришлось подождать какое-то время, пока не спустится хозяйка. Миссис Торнтон стала снисходительнее к Маргарет теперь, когда та уезжала с глаз долой. Она припомнила характер девушки, который проявлялся в разное время и в разных ситуациях не менее ярко, чем терпение, с которым та выносила долгие и тяжелые заботы. Когда она приветствовала Маргарет, ее лицо смягчилось, а в манерах отразилось что-то отдаленно напоминавшее нежность, когда она заметила бледное, распухшее от слез лицо и дрожь в голосе, которую Маргарет старательно пыталась подавить.

— Позвольте мне представить мою тетю, миссис Шоу. Завтра я уезжаю из Милтона. Я не знаю, известно ли вам об этом. Но мне хотелось еще раз увидеть вас, миссис Торнтон, чтобы… извиниться за свое поведение в нашу последнюю встречу. И я убеждена, что у вас были добрые намерения… хотя мы не поняли друг друга.

Миссис Шоу очень озадачили слова Маргарет. Благодарить за доброту! Извиняться за отсутствие хороших манер! Но миссис Торнтон ответила:

— Мисс Хейл, я рада, что вы оценили меня должным образом. Выражая несогласие с вами, я лишь следовала своему долгу. Я всегда хотела быть для вас другом. Я рада, что вы оценили мой поступок.

— Но, — сказала Маргарет, и щеки ее при этом заалели, — не оцените ли и вы меня по справедливости, поверив, что, хотя я не могу… я не решаюсь… дать вам объяснения моего поведения, я не совершила ничего предосудительного — вопреки тому, что вы обо мне подумали?