Учитывая масштаб сокращения доходов фермеров, неудивительно, что новый курс не мог в одиночку вывести страну из кризиса. Объем программ был слишком небольшим, а от многих из них и вовсе отказались в очень скором времени. К 1937 году ФДР[137], ярый сторонник идеи сокращения бюджетного дефицита, сократил пакет стимулов, что стало фатальной ошибкой. В это же время штатам и регионам, столкнувшимся с серьезными проблемами, пришлось, как и теперь, увольнять сотрудников. Банковский кризис, безусловно, обострил существующие проблемы и усугубил спад. Но любая аналитика финансовых кризисов должна начинаться с поиска того, что запустило эту цепную реакцию.

Закон о регулировании сельского хозяйства, программа ФДР, в рамках которой предполагалось повышение цен на продукцию путем сокращения объемов производства, могла немного сгладить ситуацию, хотя бы частично. И только в период подготовки к мировой войне, когда государственные расходы взлетели, Америка постепенно начала приходить в себя после Депрессии. Важно осознать простую истину: экономика пошла на поправку только благодаря государственным расходам – главному стимулу по Кейнсианской модели. Скорректированная монетарная политика и возрождение банковской системы ни при чем. Долгосрочные перспективы Америки оказались еще более вдохновляющими, если бы больше денег направлялось на развитие образовательной системы, технологий и инфраструктуры, а не на военное снаряжение, но даже в этом случае серьезные государственные расходы смогли более чем компенсировать недостаток частных расходов.

Государственные расходы непреднамеренно решили основополагающую проблему экономики: они позволили завершить начатый процесс необходимого структурного преобразования экономики США, в особенности юга страны, и переход от сельского хозяйства к промышленности.

Американцы обычно негативно реагируют на термины вроде «промышленной политики», но по существу, именно ею и являлись наши военные расходы. Эта политика окончательно и бесповоротно изменила характер нашей экономики. Появление огромного числа рабочих мест в городском секторе, а именно, в промышленности, поспособствовало выводу рабочей силы из сельского хозяйства. Предложение и спрос на продовольствие снова пришли к равновесию, а вместе с тем и цены на продукцию фермерских хозяйств начали расти. Новоприбывшие в города люди привыкали к городской жизни и приобретали навыки работы на фабриках, а после войны был проведен «Солдатский билль о правах» (G.I. bill), который гарантировал всем ветеранам войны условия для процветания в современном индустриальном обществе. При этом почти не осталось людей, которые против своей воли были вынуждены продолжать заниматься сельским хозяйством. Процесс перехода был затяжным и болезненным, однако источник экономических проблем был устранен.

У историй происхождения Великой депрессии и нашего сегодняшнего затяжного спада действительно много общего. Тогда мы претерпевали переход от сельского хозяйства к промышленности. Сегодня мы уходим от нее в направлении сектора услуг. Произошло радикальное сокращение численности рабочих мест в сфере промышленности: 60 лет назад около трети всей рабочей силы было занято в промышленном секторе, теперь – лишь десятая ее часть. И в последнее десятилетие эта тенденция заметно набрала обороты. Есть две основные причины этого. Во-первых, это возросшая производительность, то есть та же динамика, которая произвела переворот в сельском хозяйстве и вынудила большинство американских фермеров искать работу в других местах. Вторая причина – глобализация, в процессе которой миллионы рабочих мест были перекинуты за границу, в страны, где рабочая сила стоит гораздо меньше, или же в те, которые больше инвестируют в инфраструктуру и технологии (Гринвальд обнаружил, что основная доля сокращений в 1990-е годы связана с увеличением производительности, но не с глобализационными процессами). Вне зависимости от специфики причины, результат неизбежен – как и 80 лет назад, это снижение уровня доходов и сокращение рабочих мест. Миллионы безработных заводских рабочих, которые некогда трудились в городах вроде Янгстауна, Бирмингема, Гэри или Детройта, по существу, являются аналогом фермеров, которые пострадали в процессе Депрессии.

Последствия для потребительских расходов и здоровья экономики в целом, не говоря об ужасающих человеческих жертвах, очевидны, даже если мы и можем позволить себе игнорировать их в течение какого-то периода. Пузырям на рынке недвижимости и кредитования удавалось какое-то время скрывать проблему, создав искусственный спрос, в свою очередь, создавший рабочие места в финансовом секторе, сфере строительства и других областях. С помощью пузыря даже удалось сделать так, чтобы рабочие забыли о том, что их доходы неумолимо снижаются. На фоне того, что дома росли в цене, и пенсии, вложенные в фондовые рынки, казалось, тоже, они упивались идеей зажить в скором времени той жизнью, которую рисовали себе в мечтах. Но такая занятость оказалась временной.

Специалисты в области макроэкономики, придерживающиеся традиционных взглядов, утверждают, что в ситуации экономического спада куда большую проблему представляет жесткая заработная плата, нежели уменьшающаяся, поскольку в случае гибкой (подразумевается, более низкой) заработной платы сам экономический спад поспособствует корректировке ситуации! Но это не сработало ни во время Депрессии, ни теперь. Как раз наоборот, более низкие зарплаты и доходы ведут к сокращению спроса, еще больше ослабляя экономику.

Из четырех основных секторов услуг – финансов, недвижимости, здравоохранения и образования – первые два были раздуты еще до наступления кризиса. Другие два, здравоохранение и образование, традиционно получали серьезную поддержку от государства.

Выбранный государством курс на урезание бюджета в преддверии рецессии особенно сильно ударил по системе образования, но затронул он весь государственный сектор. За четыре последовавших года исчезло около 700 000 рабочих мест в государственном секторе, зеркально повторяя то, что происходило в период Депрессии. Как и в 1937 году одержимые борьбой с дефицитом бюджета призывают к еще большему его урезанию. Вместо того чтобы продвигать структурные преобразования, которые в любом случае неизбежны, вместо того чтобы инвестировать в правильный человеческий капитал, технологии и инфраструктуру, благодаря которым мы бы получили то, что нам нужно, государство откатывает нас назад. У тех стратегий, которые мы применяем сейчас, может быть лишь один результат: с их помощью затяжной спад будет еще более глубоким и продолжительным.

Из этой короткой истории можно сделать два заключения. Во-первых, экономика самостоятельно не сможет вернуться к прежним показателям, во всяком случае, не в те сроки, которые интересуют простых людей. Конечно, найдутся жильцы для домов, когда-то отобранных у тех, кто не смог выплатить кредит, или же их просто снесут. В какой-то момент цены стабилизируются и даже начнут расти. Американцы со временем приспособятся к более низкому уровню жизни и научатся не только жить по средствам, но и экономить, чтобы выплатить массу долгов. Но ущерб все равно будет колоссальным. Идея о том, что Америка – страна возможностей, и так основательно подорвана. Безработная молодежь пребывает в состоянии отчужденности. Будет все сложнее поставить их на продуктивные рельсы. Из-за того, что происходит сейчас, у них возникнет страх перед жизнью. Прокатитесь вдоль промышленных долин Среднего запада или индустриальных центров юга, и вы осознаете весь ужас необратимого упадка.