– Мороз.

– Солнце.

– Чудесный день, господин Фельсенбург, не правда ли?

– Несомненно.

– Командующий все еще занят, но вы можете пройти.

– Благодарю.

Внутри – тепло, то есть теплей, чем в снежных полях. Плащей и шляп никто из господ генералов не снял, хотя походные жаровни старались вовсю. Свитские сгрудились у задней стенки, интендант терзал усы и Вирстена, Гутеншлянге с Бруно разглядывали карту и что-то бубнили себе под нос, Шрёклих с командующим гвардией внимали. Руппи тоже попробовал. Из монотонного бормотанья форелинами выпрыгивало «фрошеры… бок Рейферу прикрыть обещали… Ариго у Трех Курганов был… неплох…»

У Трех Курганов хороши были все, но ураган слизнул и победу, и поражение. Как оказалось, к лучшему, потому что сегодня без фрошеров не справиться. Непонятно, удастся ли справиться даже вместе с ними. Рейфер на вчерашнем приеме был хмур не только из-за Глауберозе.

– Фельсенбург! – громовой шепот, и ручища интенданта опускается на плечо. – Что с вами? Такой молодец, и хмурится! Нехорошо.

Сказать бы тебе, так ведь не поймешь!

– Господин генерал, мне не нравится… смотреть на сражение с холма.

И еще меня бесишь ты и неопределенность. То ли весь день проторчишь без дела, то ли придется так или иначе драться. Если простоишь – значит, планы Бруно увенчались успехом, командующий молодец, а Ило с Гетцем – возомнившие о себе выскочки. Придется геройствовать, значит, что-то пошло не так, и вовсе не обязательно – в лучшую сторону.

– А вы привыкайте! Фельсенбургам, ха-ха, положено командовать, а вам еще повезло. Его высочество отличный учитель. Вот увидите…

– Неффе, – Бруно на палец отодвинул карту, – нельзя ли потише! Фельсенбург, что у вас? Только без подробностей.

– Слушаюсь, господин фельдмаршал. Охрана ставки устроена согласно уставу. Рейтары вверенного мне полка окружили холм, присланный командующим гвардии батальон занял свое место у подножия, каданские разъезды образовали внешнее кольцо охранения.

– Благодарю, – без особого интереса скрипнул Бруно, пожевал губами и, сверившись с часами, изрек: – Время. Попрошу сигнал.

Дежурный адъютант скользнул к выходу, колыхнулся сероватый полог. Несколько ударов сердца, и снаружи запели трубы. Одна, другая… Командующий неторопливо надел отороченные мехом перчатки и поднялся.

– Пора к знамени, господа.

Глухо и невнятно, далеко все-таки, зарокотали барабаны: дриксенская пехота двинулась вперед.

1

Грато дурил с самого утра: не шутил, не заигрывал, а злился на весь свет. То ли бесноватых чуял, уж больно много их припожаловало, то ли переживал о пропавшей Мирте. Кобыла, впрочем, могла и отыскаться. В отличие от всадника, хоть бы уж не зря все было…

– Хватит! – бросил маршал коню и себе, пуская мориска по снежному полю. Прочь от суеты разворачивающихся на позициях полков и от бесполезных, слюнявых сожалений. Скачка вышла недолгой – обогнули один холм, взлетели на другой, встали, поджидая приотставшую свиту. Успевшее взобраться довольно-таки высоко солнце разогнало тени по многочисленным лощинам, но та, над которой стоял Савиньяк, кипела неистовыми осенними красками.

Красные с золотом плащи и мундиры, красные и желтые вымпелы на пиках, флажки и флаги среди снега и камней казались еще ярче. Алатские витязи не проспали и вовсю готовились к сражению, эдакий островок жизни среди северного зимнего сна.

У котлов никого – отзавтракали и, похоже, снарядились сами, теперь дело за лошадьми. Любоваться, как витязи седлают коней, как по готовности тянутся в более широкую часть лощины, где и строятся, можно долго, но навстречу уже торопится Карои с парой своих офицеров. Заметили, охотнички закатные!

– Радуйся, – Гашпар протянул руку первым, и Савиньяк ее с готовностью тряханул. – Скоро весна!

– Я помню. – С Райнштайнером про все эти изломы, пожалуй, забудешь. – Первый день Зимних Скал – значит, начался новый отсчет, и все. По крайней мере, до вечера.

– Праздник начнется раньше, – заверил родич и союзник. – Мне снился первый Балинт, и даже мой конь понимает, к чему это.

Может, снился, а может и нет, алаты даже не хотят драться – жаждут! Еще бы, столько времени пробирались в чужих плащах вслед за армией, спеть от души и то не давали. Дошли, и опять торчать в стороне и от врагов, и от союзников, а тут Излом, вероломство, и, наконец, сражение.

– Мне тоже кое-что снилось, – не стал вдаваться в подробности Эмиль. – Но сейчас пора просыпаться. Всем. Три с половиной тысячи панцирной кавалерии – сюрприз, который преподносят лишь раз и в нужный момент. Естественно, этот момент не настанет ни прямо сейчас, ни в начале сражения, так что потерпите еще малость.

– Мы терпим, – алат засмеялся и подкрутил усы, Ариго это делал иначе. – Так терпим, что руку на рукояти сабли сводит. Полюбуешься на моих?

– А зачем бы я тогда приехал?

– Э! За тюрегвизе, конечно. Мы-то согреемся, а тебе стоять!

– Давай, – подмигнул Савиньяк. Фляга возникла немедленно. Ритуальный глоток – и рысцой вдоль уже построившегося первого, самого заслуженного эскадрона. Совсем уж молодых лиц мало, все больше зрелые мужи; то и дело мелькают медвежьи шкуры – знак особых заслуг владельца. Алат помнит, как и Бергмарк, помнит и не расстается с оружием даже во сне. Потертые ножны твердят об отцовских и дедовских подвигах, длинные пики, от которых давным-давно отказались конники как Талига, так и его врагов, торчат над шеренгами густым частоколом, красно-желтые флажки обвивают древки – безветрие…

– Скажешь, старина рыцарская, ушедшая, – Гашпар убирает заветную флягу до вечера, – но ведь если правильно пустить в ход?

– О да, – хотя верней было бы сказать «О, та!» и добавить «Пфе!». – Прапрадедовский шестопер разбивает вражьи головы просто отлично.

– Шестоперы – это к пиву.

Одна из лошадей, мотнув головой, на мощном выдохе обдает товарок паром из ноздрей. Морозно и ясно, самое то для конной атаки.

– Поздороваешься?

– С кем?

– Да хоть бы и с Коломаном, – Гашпар кивком указывает на крайнего в шеренге, чернобрового и, судя по выбившейся из-под шлема пряди, седого. – Альберту крепко повезло, что он тут, но не повезло, что его братья в Алати.

Осадить Грато, хохотнуть, как же без этого!

– С праздником, витязь! Радуйся.

– Не выходит радоваться, господарь, – жалуется Коломан, – кончар чешется. Когда?

– Скоро. Готовьтесь.

– Как это, – возмущается витязь, – чтобы мы да не были готовы?

– И до ночи сможем прождать, – подхватывает сосед, краснощекий и белозубый, – но не хотим…