совершенно противоположный: распущенные волосы девственницы свободно падали на шею, плечи и спину» (Иннокентий (Беляев), архим. Пострижение в монашество. Опыт историко-литургического исследования обрядов и чинопоследований пострижения в монашество в Греческой и Русской Церквах до XVII века включительно. М., 2013. С. 112).

563 Ср. толкование: «Повелевает же оставить дар, чтобы у тебя была необходимость к примирению: пожелав принести дар твой, ты по необходимости должен будешь примириться. Вместе с этим показывает, что любовь есть и истинная жертва» (Толкование на Святое Евангелие блаженного Феофилакта Болгарского. Т. I. М., 2015. С. 80). Но свт. Феолипт, как показывают его дальнейшие слова, затрагивает более глубинный смысл изъяснения.

564 Возможно, здесь намек на Мф. 7,7–8. См. изъяснение Златоустого отца: «Не просто повелел просить, но с великим тщанием и усилием — что и выражается словом ищите. В самом деле, кто ищет, тот, выбросив все из своих мыслей, напрягает свое внимание к тому, чего ищет, и ни о чем настоящем не помышляет… А сказав толцыте, показывает, что должны приступать к Богу с силою и теплою мыслию» (Свт. Иоанн Златоуст. Творения. Т. VII. М., 2012. С. 265).

565 Если соединение с Богом происходит посредством любящей силы (δια της ερωτικής δυναμεως), которая имеет напряженно эмоциональный характер, и даже утонченно-страстный, то сочетание с Ним достигается любовью (δια της αγαπης αυτω συναπτομενος), представляющею собой сугубо христианскую, спокойно трезвенную грань многостороннего понятия «любовь». Таким образом, для свт. Феолипта «эрос» и «агапе», будучи близки друг к другу, подчеркивают различные аспекты любви. Вообще в святоотеческой письменности взаимоотношение «агапе» и «эроса» играет богатыми оттенками. См. на сей счет: Зарин С. Аскетизм по православно-христианскому учению. М., 1996. С. 370–374. Здесь (с. 374), в частности, говорится: «обнимая только одну сторону природы человеческой, хотя и в степени наивысшей, самой интенсивной, ερος, очевидно, гораздо уже библейского αγαπη, обозначающего… целостное и всеобъемлющее религиозно-этическое настроение, охватывающее все силы и способности человека».

566 Можно сравнить эти мысли свт. Феолипта с рассуждением в «Различных богословских и умозрительных главах, а также о добродетели и пороке», приписываемых преп. Максиму Исповеднику (PG. Т. 90. Col. 1248), которые также вошли в греческое «Добротолюбие», но отсутствуют в русском переводе: «Всякий ум, препоясанный Божией мощью, наподобие пресвитеров и владык, стяжал разумную силу (λογικήν δύναμιν), от которой присуще рождаться знающей вере; а благодаря этой вере ум неизреченно научается о присносущем Боге и, через надежду, сродняется с будущими [благами], словно с настоящими. Также ум стяжал еще и желающую силу (επιθυμητικήν δυναμιν), благодаря которой возникает Божественная любовь (αγαπην); с помощью ее он, добровольно пригвоздив себя к томлению по Чистейшему Божеству, обладает нерасторжимым стремлением к Желанному. Еще этот ум стяжал и пылкую силу (θυμικ ήν δυναμιν), благодаря которой он, крепко придерживаясь Божиего мира (покоя — ειρηνης), не позволяет движению желания уклоняться от Божественной любви. Следовательно, всякий ум обладает таковыми силами, содействующими в очищении от порока, а также в укреплении и соблюдении добродетели».

567 Другими словами, наша рассуждающая способность как бы «отдыхает» (σχολάζουσαν) в том состоянии, когда ум соединяется с Богом. Ср.: «Совершенным является тот ум, который посредством истинной веры неведомым образом познает высшим ведением Того, Кто превыше всякого ведения» (Творения преподобного Максима Исповедника. Кн. I. М., 1993. С. 134). В этих высказываниях двух святых отцов проявляется та существенная черта православного тайнозрительного богословия, которую В. Н. Лосский характеризует так: «В противоположность гносису, где познание само по себе является целью гностика, христианское богословие в конечном счете всегда есть только средство, только некая совокупность знаний, долженствующая служить той цели, что превосходит всякое знание. Эта конечная цель есть соединение с Богом или обожение, о котором говорят восточные отцы» (Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991. С. 10).

568 В данном случае у свт. Феолипта имеется отзвук рассуждений святого апостола Павла в Рим. 7,22–23. Явно подразумевается, что «закон плоти» тождественен «закону греха». Ср. у свт. Иоанна Златоуста: плоть «есть не грех, а Божие творение, весьма полезное для нас и в подвигах добродетели… Пока она сохраняет собственное свое значение, не бывает ничего несообразного; когда же мы позволяем ей все, и она, преступив свои пределы, восстанет на душу, тогда все губит и портит не по своей собственной природе, но вследствие неумеренности и происходящего из нее беспорядка» (Свт. Иоанн Златоуст. Творения. Т. IX. М., 2013. С. 641, 646).

569 Подобного рода размышления часто встречаются у святых отцов. Ср., например: «Поскольку же душа имеет как бестелесную и умную природу, так и изменяемую — ибо все тварное изменяемо, — когда, пренебрегши своим возрастанием и возделыванием тех бессмертных растений и их охранением, она преклоняет свой взор на пытливое рассматривание, изучение, увы, видимого, тогда сразу же, к несчастью, она обращается с пристрастием к человеческим вещам и начинает двигаться вопреки природе. Вот почему и славы человеческой домогается, будто эта слава существует (а она никоим образом не существует), и жадно хватается за сребролюбие и, находясь в своем страстном состоянии, проявляет любовь к наслаждениям, так как над ней воцарилась неразумнейшая ее часть» (Преподобный Никита Стифат. Творения. Кн. 1: Богословские сочинения. Сергиев Посад, 2011. С. 41). Современный православный богослов так суммирует эти святоотеческие воззрения: «Именно умом определяется общее состояние человека, поскольку ум доставляет пищу душе. Ум наш находится посредине двух сил: добродетели и порока, ангела и беса, причем каждая из этих сторон действует, как свойственно ей. В сочетании со свободой ум в состоянии следовать или противиться ей… Именно ум овладевает душою и, пострадав первым, в дальнейшем оскверняет ее, увлекает за собою целиком… Отличительная черта ума заключается в том, что он расширяется в том предмете, где задержался, и в дальнейшем обращает в ту же сторону похоть и любовь. Это могут быть вещи божественные, собственные, мысленные или же дела и страсти плоти… поэтому православная аскетика придает большое значение направлению движения ума. Ведь если ум, обратившись к вещественным предметам, устремится к ним и будет осквернен этими помышлениями, то он заболеет и в дальнейшем заразит своей болезнью все силы души» (Иерофей (Влахос), митрополит. Православная психотерапия. Сергиев Посад, 2014. С. 127–128).

570 Так мы позволили себе перевести фразу πράγματα δε μή εχων (буке.: не имеет вещей). Другими словами, ум — бестелесен и не может получать плотское удовольствие.

571 Данное выражение (τούς λογισμούς των καθύγρων τρόπων της ηδονης) подразумевает, скорее всего, услаждения нашего подчревия или