— В каком смысле не повезло? — с напряжением в голосе произнес Моисеенко, принимая посылку.

— В прямом смысле. Блатные избили его и хотели надругаться.

— А что им помешало это сделать? — спросил гость, неуверенными движениями надорвав конверт и извлекая из него письмо.

— Я помешал, а там на шум и краснопогонники сбежались.

— Вы всегда вступаетесь за слабого? — спросил Моисеенко, впившись глазами в лист бумаги, будто пытаясь увидеть межстрочную тайнопись.

— Да, как правило, но в данном случае сработало также и то, что был зол на блатных.

— С чего бы это, ведь они вас не трогали? — с ехидцей в голосе заметил Моисеенко.

— Пытались, да просчитались, не зная, что я мастер каратэ, — с гордостью промолвил Эди.

— Поделом им! Но Саша сильно пострадал? — поинтересовался Моисеенко, по-прежнему не отрывая взгляда от письма.

— Лицо в кровь разбили, но на нем быстро зажило, сейчас только небольшие ссадины остались.

— Дорогой Эди, благодарю вас за Сашу, — тепло сказал Моисеенко, посмотрев на него. Затем, сделав небольшую паузу, попросил разрешения воспользоваться туалетом, сославшись на то, что у него есть некоторые проблемы с мочевым пузырем.

— С кем не бывает, — улыбнулся Эди, показав на гостевой туалет. Сам же подумал, что резидент пошел читать послание своего агента.

Моисеенко вернулся из туалета в приподнятом настроении и, не успев еще сесть, произнес:

— У вас весьма приличный номер.

— Решил не экономить деньги Александра и пожить несколько дней по-барски.

— Молодец Саша, такое за ним водится, — пошутил Моисеенко, — только не пойму, откуда у него деньги в камере появились. Неужели смог обхитрить, как вы сказали, краснопогонников?

— Все гораздо проще — по его записке деньги дал некто Глушков или Глущенков. А так он их и до камеры донести не смог бы: надзиратели обшмонали и присвоили бы себе.

— У вас все так просто получается — записку передал и деньги получил, — очередной раз пошутил Моисеенко. — Но как вынести ее, чтобы не перехватили тюремщики? Ведь как минимум надо иметь надежного человека, на которого можно положиться.

— Вы говорите со знанием дела. Можно подумать, что там бывали.

— К великой радости, не приходилось, просто читал всякую там литературу.

— Понял… Нам помог мой минский товарищ, к которому я, собственно, и поехал собирать полевой материал по защитникам Брестской крепости. Он нашел для меня такого адвоката, который поставил всех на уши, иначе я по сей день коптился бы в этом гадюшнике.

— А как вы с Сашей подружились?

— Он подошел и спросил разрешения занять соседнюю койку, я не возразил. Там разговорились и поняли, что у нас много общего по жизни, и стали помогать друг другу.

— Вы всегда так многословны? — улыбнулся Моисеенко, чтобы подчеркнуть краткость ответа Эди.

— Не всегда, но учитываю, что краткость разумна, особенно если разговариваешь с малознакомым человеком, — ответил Эди.

— Вообще-то вы правы. Но в этом случае прошу вас хоть немного рассказать о Саше, я же волнуюсь за него.

— Хорошо, мне это не составит труда, — заметил Эди и подробно рассказал о том, как Бизенко появился в камере, драке с блатными, своем заступничестве, происходивших между ними беседах, его просьбах и о том, как они выполнялись.

Моисеенко внимательно слушал Эди, иногда задавая уточняющие вопросы, из которых Эди заключил, что резидент пытается понять, насколько реально было это сделать в тех условиях, в которых находились Бизенко и Эди. Моисеенко не меньше интересовало и то, как Эди выживал в изоляторе, да еще умудрялся помогать Бизенко. Но делал он это, маскируя свой интерес желанием больше узнать о спасителе своего друга. И Эди рассказывал… В один из моментов резидент даже спросил его, а не остерегается ли он вновь возвращаться в Минск, так как тамошние милиционеры могут отомстить ему за срыв их надежд на раскрытие громкого преступления.

На это Эди ответил:

— Зачем им лишняя головная боль? Они, должно быть, поняли, что я не беззащитный субъект для их манипуляций. Но, как бы то ни было, вернуться я обязан. Мне надо завершить свою работу, да и Александру обещал поддержать его.

— Когда поедете?

— Я же говорил, что через несколько дней.

— А-а, театры? — улыбнулся он.

— Не только, мне еще нужно увидеться с одним человеком. Александр рекомендовал, — ответил Эди.

— О, как интересно! Кого же, кроме меня, мог вам Саша порекомендовать? Во мне аж ревность пробудилась, — воскликнул Моисеенко, внезапно встрепенувшись.

— Это по моим делам, — пояснил Эди.

— Понимаю, но Саша мог и мне адресовать ваши дела, но нет же, направил к постороннему человеку. Откровенно скажу, я не одобряю такие выкрутасы моего друга. А ну-ка, дорогой Эди, признайтесь, к кому он вас направил?

— Если это для вас так важно, пожалуйста. Его фамилия Сафинский.

— Сафинский, Сафинский, такого не знаю. Саша не говорил, чем он занимается? — уже спокойно спросил Моисеенко.

— Нет. Сказал, позвонить от его имени, и он может посоветовать что-нибудь дельное.

— Вполне возможно. В наши перестроечные времена энергичные и толковые молодые люди очень востребованы. Смотришь, и вы сгодитесь на каком-нибудь важном участке работы, — высокопарно произнес Моисеенко, посмотрев на часы.

— Александр тоже так говорил, — мечтательно промолвил Эди.

— Саша не рассказывал, что у него произошло с Шушкеевым? Мне об этом звонил наш с Сашей общий знакомый, но он подробностей не знает.

— Вы имеете в виду мужчину, которого он пырнул ножом?

— Да, его.

— О-о, это целая история.

— Вы бы хоть вкратце рассказали, что знаете. Любопытно бы узнать, что они не поделили.

— Он, собственно, из-за этого типа и загудел в тюрягу. Александр рассказывал, что тот начал шантажировать его и они подрались. Но ваш друг сильно переживал за то, что чуть не убил человека, писал ему извинительную записку.

— За что подрались, не говорил? — уже напрямую спросил Моисеенко.

— По-моему, из-за денег. Александр рассказывал, что следаки шьют тому валюту.

— Вот дурак, говорил же, что жадность к деньгам не доведет до хорошего, — в сердцах произнес Моисеенко, слегка передернув от волнения плечами.

— Я бы не сказал, что Александр жадный, он мне и моему товарищу серьезно помог деньгами. И мы теперь сможем продолжить наше исследование.

— Да, такое за ним водится. Кстати, с Глущенковым вы не встречались?

— Не приходилось. К нему ходил мой адвокат.