Какой?

Ослепительный луч прожектора мазнул по килю недостроенной, но уже спущенной на воду яхты, я поспешно погрузился в воду, выждал пару минут – и вынырнул снова. Мерзко… даже сказать невозможно, как. Темза, да и любая другая река, протекающая по крупному городу, – грязна до невозможности, искупавшись в ней можно заболеть всем, чем угодно, – холерой, например. А сваливаться в лазарет мне никак нельзя…

Как наши пойдут? На лодке, накрывшись масксетью? Невозможно – прочесывание реки столь плотное, что даже так не пройдешь. Вертолет? Из разряда фантастики – да и как мне подать сигнал вертолету?

Как?

…friend, because it’s never…

Черт…

Эту песню я знал! Она исполнялась на русских дискотеках чаще, чем какая бы то ни было на английском языке! Не помню, кто исполняет и как песня называется – но она такая разухабистая, по-моему, мелодию сперли у нас, текст придумали сами. Под нее хорошо танцевать – если это дерганье, как в пляске святого Витта, можно назвать танцами…

Русские!

– Черт, кажется…

Не говоря ни слова, я развернулся и двинул Грея локтем по подбородку – «выключающий удар», один из многих, которым нас учили. Даже если бы он успел среагировать – а он не успел, – ничего бы это не изменило. Здесь, в воде, я был выше него на порядок в вопросах рукопашного боя, потому что его учили сражаться на ровной поверхности, на земле, а нас обучали как раз приемам, которые помогают в воде. Ведь раньше у боевых пловцов даже пистолетов подводных не было – нож, копье и руки – все, на что можно рассчитывать в подводной схватке…

Вот так…

Подхватив Грея, словно утопающего, и следя, чтобы он не захлебнулся, я поплыл навстречу медленно идущей фарватером яхте, молясь, чтобы моя Полярная звезда еще хоть разок спасла меня и на горизонте в этот момент не показался полицейский катер или вертолет…

На яхте все было относительно пристойно, гадюшник, который развели здесь молодые британские аристократы, уже убрали. Один из ярчайших представителей британской золотой молодежи сидел в большой каюте-гостиной с серо-зеленым лицом и красными, словно у кролика, глазами. Какая-то добрая душа поставила перед ним серебряную тарелку, на которой ждали своего часа толстые ломти лимона, посыпанные смесью кофе и сахара – понятно, старая флотская опохмелка.

Увидев меня – а ванную я посетить еще не успел и выглядел весьма непрезентабельно, – британец хмыкнул…

– Сэр, от вас воняет…

Я улыбнулся. И ответил на том же языке.

– Сэр, от вас воняет не меньше…

– Ирландец, что ли? – молодой лорд уловил акцент…

– Я родился под Юнион Джеком… – промурлыкал я, чувствуя, как сваливается с моей души даже не камень – целая гора…

Вечер 15 июля 1996 года.

Северное море, близ Английского канала.

Ударный авианосец «Цесаревна Ксения»

– Вы сильно изменились, господин капитан второго ранга… – Каха Несторович Цакая рассматривал меня так, как будто видел впервые в жизни, – очень сильно…

– Это простительно. Четыре года в Ирландии, а потом еще не одну неделю скрываться… здоровья и бодрости не прибавляет… – парировал я, – зато вы, Каха Несторович, не изменились вовсе. Как будто вчера расстались…

Старый грузин улыбнулся – первый раз я видел его искреннюю улыбку, не притворную, а искреннюю.

– Я стар, как этот мир, князь… И столь же бессмертен. Увы, но это так.

– Где-то я уже это слышал… – Рядом с ревом и грохотом пронесся взлетающий истребитель, пахнуло горячей воздушной волной. – По-моему, в какой-то постановке Санкт-Петербургского Императорского. И слова эти принадлежали, если мне не изменяет память, самому Сатане. Кстати, вы спутали мое звание…

– Ничуть не спутал. У вас же выслуга идет, как полагается участнику боевых действий. Оба звания – и звание капитана 3-го ранга, и звание капитана 2-го ранга – вам присвоены досрочно, секретным рескриптом по Адмиралтейству. Так что…

Странно, но радости я не испытывал. Скорее усталость. Дикую. И еще понимание, ужасное, но явное, что все вокруг – серая сталь громадного корабля, суетящиеся у катапульт матросы палубных катапультных команд, человек напротив меня, – все это чужое. А свое – залитый кровью, пропитанный вековой ненавистью Белфаст…

– Вы знаете, что произошло? – прищурился Цакая.

– Увы, нет. Мне пришлось прятаться, как крысе в норе…

– Тогда почитайте… – Каха Несторович достал несколько неаккуратно свернутых листков бумаги, протянул мне. – Интернет все-таки – великая штука…

Интересно, почему я не удивлен?

Распечатка статей из Интернета. Снова аршинные заголовки про Лондонского снайпера, который нанес очередной удар. Траурный, обведенный жирной черной рамкой портрет сэра Колина Монтескью, заместителя министра иностранных дел, убитого Лондонским снайпером. И все.

Больше – ни слова. Ни про «Скорую», ни про стрельбу у Королевского госпиталя, ни про стоянку – ни слова. Шотландца, скорее всего, убили сразу, как только нашли. Или потом убили, это уже не важно. Главное – все шито-крыто.

– Они ведь что-то упустили?

– Упустили… – подтвердил я. Странно – но эти насквозь лживые статьи, осознание того, что ради секретности убили еще одного невинного человека, сильно встряхнули меня и привели в чувство. Появилась холодная ярость, жестокое и беспощадное чувство, какого не было уже давно.

– Мы взяли его.

– Кого?

– Сэра Кевина. Мы были на карете «Скорой».

– И вы … и вы забрали его после ранения?!

– Так и было, – подтвердил я.

– И он заговорил?

– Заговорил.

Цакая покачал головой, не в силах оправиться от изумления.

– Было только два человека… – сказал он после долгого молчания, – которых я знал лично и которых я мог с полным правом назвать великими разведчиками. Вы уверенно претендуете на то, чтобы стать третьим, князь…

– Мне просто повезло.

– Везение – это тоже часть великого разведчика, – сказал Каха Несторович, – более того, везение – это как раз и есть то, что отличает очень хорошего разведчика от великого разведчика. Так, наверное, в любой профессии. У вас на флоте есть хорошее выражение…

– Надо мной горит Полярная звезда?

– Оно самое, господин капитан второго ранга. Оно самое. Похоже, над вами действительно горит Полярная звезда. И что же он сказал? – внезапно сменил тему Цакая.

– Много чего. Он сказал, что выпустил кого-то. Или что-то. Что он попал вместе с другими в список. Что он что-то понял, он – это кто-то другой. Я полагаю, это относилось к преступлениям Лондонского снайпера, сэр. Секретная разведывательная служба имеет к нему отношение, скорее всего они его контролируют прямо или косвенно.